Русская удаль. Александр Леонидович Миронов
местам, а злачных мест в посёлке городского типа… одно, у общежития на Советской.
За свой полувековой возраст Валерий Павлович имел кое-какой опыт в амурных делах. И женщин видел насквозь: по взглядам, по жеманным улыбкам. И по ряду специфическим приметам, что познаются на практике.
Чем старше становится мужчина, тем обострённее у него тяга к прекрасному, к юному, к нежному. Что же касается Валерия Павловича, то у него эта склонность приобрела далеко не платоническое и созерцательное выражение. Он умел ценить эту красоту только в натуре и при интимных обстоятельствах, и потому голенастые бестии, обтянутые в джинсы или коротенькие юбочки, притягивали его, как магнит. Что называется: седина в голову, а бес в ребро.
Предпраздничный вояж на "Жигулях" увенчался успехом. У кафе напротив общежития, Валерию Павловичу улыбнулась золотой фиксой Венера. Голову её украшала серая кудель и была она в синих джинсах, что в целом пленяло воображение Ловеласа.
У себя в гараже Валерий Павлович имел привычку приберегать бутылку водки или вина, что, несомненно, делает честь любому мужчине.
"Монтана" лежали на спинке заднего сидения, а белотелая Венера со вкусом и удовольствием потягивала русскую горькую и сигареты "Мальборо", возлежа на откинутой спинке переднего пассажирского сидения.
Валерий Павлович откушавши вместе с мадам Венерой, а, может быть, с Евой прибережённую на данный случай бутылку водки, захмелел. То есть немножко всхрапнул.
Мадам Ева, проверив карманы кавалера, пришла в негодование. Карманы были пусты! Негодуя и злясь, она делает белой ручкой массаж на щеке уснувшего Адама.
Шиволовский проснулись.
Валерий Павлович пробудился, и не понял, отчего горит лицо. Губы Евы или Веры, припав к его ушку, певучи шептали:
– Милый, не спи. Мы же не для этого сюда приехали.
Действительно, чего он тут развалился? – спать надо дома с женой. И Валерий Павлович слегка протрезвел. Хотел было пригубить прямо из горлышка, но бутылка оказалась пустой.
Мадам Вера, а, может быть, Мариана, продолжала выражать законный протест.
– Милый Валерик, я так рада нашей встречи. Я счастлива. Мне никогда так не было хорошо. Но слишком ты скуп, – выговаривала она. – Выпить нет. Закусит нечем. Да и денег у тебя, наверное, тоже нет. А того, что ты мне дал… – она наморщила носик. – Мне хочется ещё чего-нибудь, чего-то такого этакого…
Валерия Павловича пронзило чувство вины перед прелестным созданием. И он, как истинный кавалер, принёс даме извинения.
– Ты прости, дружочек, – сказал он. – Получилось, действительно, как-то не красиво.
И вдруг его осенило.
– Ты, – говорит, – побудь немного одна тут, а я схожу домой. Возьму деньжат и по пути зайду в магазин, – и пощекотал щекотное местечко юной обольстительнице: – Утю-тю-тю!
Марианне ход его мыслей понравился, и она, смеясь, с легкой душой заторопила кавалера.
– Ах, Валерик, как мне неохота тебя отпускать. Ты такой… Но ты не долго, – говорит, – скоро вечер.