Пламя в тумане. Рене Ахдие
кимоно. Изготовленное из редкого шелка тацумура[15]. Это был один из подарков, присланных ей сыном императора. Кимоно было прекрасно. Прекраснее всего, что когда-либо было у Марико в жизни.
«Возможно, девушке, которая ценит подобные вещи, было бы
приятно».
Когда на шелк упало еще несколько семян кунжута, Марико даже не стала их смахивать. Она закончила есть в тишине, наблюдая, как крошечный фонарик качается из стороны в сторону.
Густые тени собирались снаружи, становясь все ближе и плотнее. Конвой Марико уже глубоко зашел под кроны деревьев. Углубился под их плащ из вздыхающих ветвей и шепчущих листьев. Странно, что она не слышала снаружи никаких признаков жизни – ни карканья ворона, ни крика совы, ни стрекотания насекомых.
Затем норимоно снова остановился. На этот раз слишком резко.
Лошади тяжело задышали. Затопали копытами по земле, усыпанной листьями.
Марико услышала крик. Ее паланкин закачался. Накренился. А затем со страшным стуком рухнул на землю. Она ударилась головой о лакированное дерево, и перед ее глазами засверкали звезды.
И Марико поглотила тьма.
Ночная тварь
Марико проснулась от запаха дыма. Глухого шума в ушах.
Стреляющей боли в руке.
Она все еще находилась в своем паланкине, но он опрокинулся набок, а все, что было внутри, сгрудилось в углу.
Тело знакомой ей служанки навалилось на нее. Тиё, которая любила есть замороженную хурму и вплетать в волосы лунные цветы. Тиё, чьи глаза всегда были такими открытыми, большими и честными.
Те самые глаза, которые теперь застыли в предсмертной маске.
У Марико сжалось горло. Ее взгляд затуманился слезами.
Звуки движения снаружи заставили ее очнуться. Правой рукой она коснулась чувствительной шишки на голове. Марико тихо выдохнула, полностью приходя в себя. Звук прозвучал сдавленным всхлипом. При малейшем движении ее рука остро пульсировала болью.
Марико потрясла головой, проясняя ее. И огляделась.
По расположению Тиё напротив нее – и по тому, как лакированные сандалии дзори[16] Марико выпали из рук служанки, – было ясно, что девушка пыталась вытащить Марико из покореженного паланкина. Пыталась освободить ее и погибла в процессе. Повсюду была кровь. По блестящим вставкам разлетелись брызги. Она же вытекала из неприятного пореза на голове Марико. И объединялась с кровью из смертельной раны в сердце Тиё. Стрела пронзила насквозь грудь юной девушки; ее кончик вонзился в кожу на предплечье Марико, оставив за собой багровую струйку.
Несколько наконечников стрел вошли и в дерево норимоно. Еще несколько под странными углами торчали из тела Тиё. Стрелы, которые предназначались не для того, чтобы убить эту добрую служанку. И если бы не она, они бы, несомненно, попали в Марико.
Марико крепко обняла Тиё, ее глаза наполнились слезами.
«Спасибо, Тиё-тян. Сумимасэн»[17].
Сморгнув