Карельская сага. Роман о настоящей жизни. Антон Тарасов
бегом по улице мимо кинотеатра к автобусной обстановке: половина дела была сделана.
– Слушай, а как с паспортом быть? Мы же еще…
– Там паспорт не спрашивали, я вчера сам видел, – буркнул Юра, вцепившись в свой рюкзак, на дне которого в свертке лежали деньги. – Они вообще ничего не спрашивают, курс продажи написан, курс покупки на следующую неделю. Всем плевать, главное, чтобы у тебя были деньги. Так вроде и говорят, что на предъявителя чеки.
В правдивости слов Юры Кирилл смог убедиться на месте: отстояв очередь и просунув дрожащей рукой пачку купюр, он получил взамен билеты, похожие больше на деньги, чем на акции. Никто, как и говорил Юра, ни о чем не спросил. В очереди вообще не переговаривались, каждый старался скрыть, что при нем большая сумма, и делал вид, будто стоит просто так, за компанию. Стояли худые, плохо одетые, с трясущимися от усталости руками и подергивающимися глазами, несли последние деньги, сбережения, наследства. И каждый стеснялся признаться даже самому себе, что клюнул на рекламу, которая обещала миллионы из воздуха, демонстрируя, как на глазах богатеют далеко не самые продвинутые и трудолюбивые слои общества.
– Куплю жене сапоги, – кривляясь, передразнил Юра голос из рекламы, когда пересчитывал билеты и клал их на дно рюкзака.
Оставалось лишь ждать. Ждать хуже, чем действовать или догонять. В ожидании есть какая-то доля беспомощности. Ожидание не ускорить, не отменить. Его можно лишь оттенить, разбавить, спрятать на задний план. Ожидание может душить, не давать покоя, заставлять нервничать, грызть ногти, перебирать четки. Ожидание длится ровно столько, сколько должно длиться. И даже если иногда выходит заполучить желаемое раньше срока, то это лишь иногда, а случайность, как известно, штука капризная и непредсказуемая. В разговоре с мамой Кирилл даже словом не обмолвился о новой затее. Впрочем, она никогда его не спрашивала о деньгах, эта тема была несущественной, гораздо важнее были учеба, уборка в квартире. Лена знала, что ее сын сам зарабатывает на то, чтобы заплатить за квартиру, и давно не спрашивает денег, даже ей несколько раз передавал с Алексеичем и оставлял, когда приезжал сам. Словно не было ни денег, ни «МММ». Быть может, действительно не было ничего в этом такого, чтобы заострять внимание.
V
Июль выдался на редкость жарким. Теплом веяло и от второго озера, в котором обычно даже летом вода была прохладная и сводила ноги судорогами. Алексеич страдал от отсутствия нормальной работы: трактористы в поселке были уже не нужны, почти ничего не сажалось, не сеялось. Кое-как работало хозяйство: Лена исправно ходила на работу в цех, уже как мастер и бригадир в одном лице, и исправно каждый день приносила домой на второе озеро бидон молока. От жары молоко скисало. Приходилось делать творог и есть его с прошлогодним вареньем. Когда жара достигла своего максимума, зарядили дожди, короткие, но сильные. От них борозды между грядками превращались в стремительно бегущие ручьи, поднималась вода в речке, а в озере