Десять. Наталия Романова
извинялась, пока заправляла постель, измученная Юля от излишней суеты успела устать.
– Хорошо, Юля, – сказал Юрий Борисович, когда Юля наконец-то улеглась, облачившись в ночную рубашку огромного размера с казенными печатями на плече и подоле. – Мне нужно тебя осмотреть, ты понимаешь, о чем я? На кресле. Ты понимаешь – как?
Юля понимала…
– Это может сделать кто-нибудь другой?
– Женщина? – сочувственно улыбнулся Юрий Борисович. – Нет, Юля, вечер пятницы, боюсь врачей женского пола не будет до понедельника.
– Тогда я папу подожду, – пискнула Юля, понимая, что ждать отца даже более глупо, чем настаивать на докторе женского пола.
– Твой папа в Красноярске. Прямо сейчас осмотреть тебя могу только я. – Юрий Борисович проговаривал по слогам, медленно, терпеливо, как учитель маленькому ребёнку непонятный материал. – Мы не можем ждать твоего папу. Не можем ждать другого врача. Не можем ждать утра. Скажи, что ты принимала?
– Ничего.
– Сдаётся мне, что ты лукавишь, итак?
– Баралгин.
– Сколько?
– Пять кубиков утром. И днём…
– Отлично, жду тебя в смотровой прямо по коридору.
– Я не пойду, – заупрямилась Юля. Конечно, она была неправа, только Юрий Борисович был не просто мужчиной, он был молодым мужчиной. Юля никак не могла… Никак!
– Юль, – вздохнул Юрий Борисович – Хорошо, давай так: твой папа гинеколог?
– Гинеколог.
– Он мужчина?
– Мужчина.
– Кому, как не тебе знать, что ничего страшного, предосудительного в осмотре мужчиной гинекологом нет. Стесняться не нужно.
Коридор казался чересчур длинным, медицинская сестра – очень навязчивой, мама – слишком далеко, Красноярск – недосягаемым. Юля, с раннего детства вращаясь в кругу друзей отца, поступила в медицинский институт. По всем законам она должна была выработать спокойное отношение к медицинским манипуляциям, но её накрыл приступ самой настоящей паники. Ей захотелось сбежать, запахнуть огромную ночную сорочку вокруг тела и нестись вдоль бежевых стен с деревянными перилами.
– Помнишь, мы уже встречались? – спросил с улыбкой Юрий Борисович в смотровом кабинете на фоне того самого, пугающего по одури кресла.
Юля не помнила и не хотела помнить. Она хотела зажмуриться, чтобы все исчезло, чтобы стыд, который настолько отчаянно сковал сейчас внутренности, что прошла боль, поглотил её целиком, без остатка. Чтобы сама она испарилась, растаяла как эфир. От мысли, что ее будет осматривать мужчина, было не по себе. Понимание, что этот мужчина еще и знакомый, точно не придавало решимости.
– Садись. – Юрий Борисович показал рукой на кушетку, Юля неуверенно посмотрела на застеленную поверхность. – Просто садись, на попу, поговорим, – пояснил он. Ты по-прежнему боишься ездить на мотоцикле?
Юля, наконец, вспомнила этого врача со спокойным, немного усталым взглядом. Вспомнила, при каких обстоятельствах они встречались.
Больше года назад она зашла