Русско-литовская знать XV–XVII вв. Источниковедение. Генеалогия. Геральдика. Маргарита Бычкова
шедшая на смену и боярству и монастырю – то поместное служилое дворянство, которому суждено было за одно-два человеческих поколения (1563–1619 гг.) разрушить феодальные твердыни боярских вотчин»[134]. Во втором, по мнению Веселовского, при создании единого Русского государства Москва сыграла свою роль в вопросе «об образовании боярства и служилого класса вообще», что представлялось автору «менее ясным и более сложным», чем «роль Москвы в объединении русских княжеств»[135].
Поэтому, когда Веселовский приступил к систематическому исследованию «происхождения, состава и социальной природы класса служилых землевладельцев», ему казалось наиболее правильным «начать с настойчивого и терпеливого собирания и изучения фактов, чтобы на основании их строить дальнейшие обобщения…»[136]. Для решения вопросов истории землевладения, по мнению Веселовского, генеалогические материалы, подвергнутые «тщательной критике в своих показаниях и соединенные с другими источниками», «приобретают первостепенное значение»[137]. Хотя Веселовский еще не дает определения генеалогии, в этих высказываниях проскальзывает мысль, что она является источником исторического исследования[138].
В курсе лекций, прочитанном в 1939 г. в Московском государственном историко-архивном институте, Веселовский уже четко определяет генеалогию как вспомогательную дисциплину: «Генеа логия как производное от греческого языка буквально означает родословие, т. е. она устанавливает родственные связи лиц, действовавших на исторической арене»[139]. Далее, развивая задачи генеалогии, автор подчеркивал, что она занимается не историей родовитых людей, но вообще родственными отношениями отдельных лиц. Для феодального периода она наиболее важна, так как тогда люди больше чувствовали принадлежность к одному роду. В этой же лекции Веселовский впервые в советской историографии отметил, что генеалогия может существенно помочь при исследовании вопросов истории крестьянства[140]. Однако эта проблема была поставлена автором лишь в плане пожелания.
Позднее, в 1945 г., Веселовский развил определение генеалогии, показал необходимость ее использования в историческом исследовании. «Может показаться несколько неожиданным, – писал он, – что приходится говорить о генеалогии как о новом источнике для эпохи Грозного. Объясняется это тем, что эта важная историческая вспомогательная дисциплина всегда была у историков в большом пренебрежении. Немногочисленные генеалоги, большей частью любители, а не ученые, не обладали достаточными познаниями в истории и не увязывали своих занятий с запросами исторической науки, а историки находили возможным обходиться без генеалогических данных даже в таких вопросах, освещение которых без помощи генеалогии совершенно невозможно»[141].
Мы видим, что первоначально Веселовский не разграничивал генеалогию
Памятники социально-экономической истории Московского государства XIV – XVII вв. Т. 1. С. IV.
Д. 81. Л. 23. Этот недатированный этюд находится между двумя другими, датированными 15 мая и 2 июля 1930 г.
Там же. С. 21.
Там же. С. 21–22. В черновиках, относящихся к работе над историей опричнины, С. Б. Веселовский так и пишет: «Генеалогия и другие источники показывают…» (Д. 86. Л. 298).
Д. 97. Л. 23. Ср.:
Д. 97. Л. 23.