Колизион. Шатер отверженных. Марина Ясинская
они, кажется, хорошо знакомы, – заметил кто-то позади, и Кристина вздрогнула.
Оказалось, что к ней бесшумно подошел Фьор, и теперь он с интересом наблюдал за разворачивающейся картиной.
– Похоже на то, – отозвалась Кристина, стараясь, чтобы голос не выдавал ее эмоции.
Так вот как чувствует себя Джада всякий раз, когда видит ее с Мануэлем! В этот миг Кристина почти посочувствовала своей соседке…
Джада! Кристина едва не хлопнула ладонью по лбу! Джада же ранена! Ей нужна помощь!
– У нас есть врач? – спросила Кристина Фьора.
– В цирке не болеют, – рассеянно отозвался фаерщик, продолжая наблюдать за Мануэлем и женщиной по имени Ронда.
Кристина даже не успела удивиться этой прошедшей мимо нее информации, которую Фьор выдал столь будничным тоном, словно речь шла о чем-то совершенно тривиальном.
– А если кто-то получил травму? Или ранен?
– Кто ранен? – тут же насторожился фаерщик.
– Джада.
– Канатоходец, – ответил Фьор. – В прежней жизни он был врачом.
Кристина вызвала в памяти образ канатоходца: невысокий, округлый добродушный мужчина средних лет, чем-то неуловимо напоминающий ей Карлсона. В повседневной жизни, без костюма и грима, он максимально не походил на человека, который может ходить по канату. А вот представить его себе в белом халате среди больничных стен как раз было очень легко.
– Где он? – спросила Кристина. Она не собиралась оставаться тут и продолжать смотреть на то, как Мануэль любезничает с какой-то пираткой… Подумать только, а она ею еще восхищалась!
Тут рассеченную светом фар темноту прорезал громкий голос Кабара:
– Что происходит? Вы кто такие? Какого черта вы перекрыли дорогу посреди ночи? Совсем с ума сошли? Мы едва избежали аварии!
– Кабар, – прервал поток возмущения Мануэль, – это «Обскурион». Мой… бывший цирк.
«Его бывший цирк?!» – ахнула про себя Кристина. Тот самый цирк, который выбросил его? Цирк, в котором отказываются от своих? Она уже не хотела иметь с ним ничего общего! Но почему Мануэль не послал их подальше, как только увидел, а, напротив, позволяет себя обнимать и целовать?
– Мэнни, – женщина снисходительно, словно взрослый ребенка, похлопала гимнаста по руке, – я сама.
«Мэнни», – отметила Кристина. Какая своеобразная уменьшительно-ласкательная вариация имени Мануэль! Вот только в том, как женщина его произнесла, было куда больше уменьшительного, чем ласкательного, и потому прозвучало это скорее уничижительно. Мануэль никак не проявил своих чувств, но по каким-то мелким, почти незаметным признакам Кристине показалось, что он не в восторге от этого обращения.
– Доброе утро, – поприветствовала женщина Кабара. – Меня зовут Ронда. От имени «Обскуриона» приношу свои извинения, мы не собирались становиться причиной аварии. Именно для этого мы и оставили фары включенными; нас было крайне трудно не заметить. И сейчас не середина