Колокол по Хэму. Дэн Симмонс
что в Бюро царила дискриминация. В 1942 году у нас служили 5702 чернокожих специальных агента – менее недели назад я видел эти цифры в отчете местного отделения ФБР в Мехико-Сити. 5690 из них поступили к нам в последние полгода, и все они работали водителями, уборщиками, поварами и письмоводителями, которых Гувер не хотел отпускать на военную службу. Он прилагал все силы, чтобы его специальные агенты были избавлены от призыва, однако после Пирл-Харбора дал понять, что любой сотрудник, пожелавший отправиться в армию, может сделать это, но обратная дорога в Бюро будет для него закрыта.
Я знал, что до Пирл-Харбора в ФБР было по меньшей мере пятеро нефов – три шофера Гувера, а также Джон Амос и Сэм Нуазетт. Амос был в преклонных годах. Он являлся слугой, телохранителем и другом Теодора Рузвельта – Рузвельт буквально умер на его руках, – и, когда в 1924 году Гувер возглавил Федеральное бюро расследований, Амос уже получал там жалованье. Однажды я видел старика на стрельбище – ему поручили чистить оружие.
Сэм Нуазетт являл собой более свежий пример того, что и негр способен добиться успеха в наших рядах; он был специальным агентом, состоявшим в личном штате Гувера – я удивился, не встретив его у входа в кабинет директора, – и зачастую служил для нас напоминанием о великодушной политике Бюро по отношению к чернокожим. Когда мне показали статью в журнале „Эбони“, которая трубила о тесном сотрудничестве специального агента Нуазетта и господина Гувера, я невольно улыбнулся, прочтя фразу „отношения между этими людьми весьма точно отражают атмосферу расовых отношений, царящую в Бюро“. Автор статьи был весьма недалек от истины, хотя и не в том смысле, который вкладывал в свои слова. Нуазетт – „мистер Сэм“, как его называл Гувер и все остальные – был личным помощником директора и его мажордомом, которому вменялось в обязанности подать Гуверу сухое полотенце, когда тот выходит из своей персональной ванной, помочь надеть пальто и – самое главное – подшивать досье, к которым Гувер питал ненависть, сравнимую только с его страхом и ненавистью к коммунистам.
„Вас называли дома „Хосе“?“ Гувер намекнул мне, что знает… вернее, Бюро знает о том, что, когда я родился, мой отец не имел американского гражданства, и с формальной точки зрения я был отродьем латиноса, „мокрой спины“.
Я молча ждал, глядя на коротышку, похожего на мопса.
– В детстве вы немало путешествовали, специальный агент Лукас. Техас, затем Калифорния, Флорида. Потом вернулись в Техас, чтобы учиться в колледже…
– Так точно, сэр.
Гувер все еще смотрел в бумаги.
– Ваш отец умер во Франции. Из-за ранений, полученных на войне?
– От гриппа, – ответил я.
– Но он тогда служил в армии?
– Да, сэр. – „В трудовом батальоне, который должен был вернуться домой позже всех. Тогда-то он и подцепил грипп в самый разгар эпидемии“.
– Да, да, – сказал Гувер, не отрывая глаз от папки. – Ваша мать умерла в том же году. – Только теперь он поднял лицо и чуть заметно вскинул брови.
– Воспаление легких, –