Русские хроники 10 века. Александр Коломийцев
за городницами ночуют, в открытом становище, на пути степняков. Потому в мирном шуме – шорохе шагов по траве, негромком говоре у костров, голосах ночных птиц – сторожил посторонние, тревожные звуки – заполошный вскрик, конский топот.
– Говорил с гостем Гюратой, – неторопливо повествовал уй. – Год прожил гость в Царьграде, всё вызнал. И ныне, и на то лето ромеям не до Руси, своих забот хватает. Ромейские смерды от непомерных податей бегут в монастыри. Басилевсам то не любо.
– Монастыри – то что есть? – лениво спросил Владимир. – У нас церкви есть, монастырей нет.
– В монастырях живут мнихи, божьи люди. Есть монастыри для жён, есть для мужей. И жёны, и мужи живут в безбрачии. Богу молятся, то, что всякому людину привычно, называют плотским и считают скверной.
– И девы молодые в монастырях живут?
– И девы, и жёны. Девы – невесты Христовы, мужей не знают.
Владимир захохотал.
– Блядословие то всё! Ромейские попы дев в монастырях для блуда держат, а рекут – невесты Христовы. У меня такие невесты тоже есть.
– В монастырях ныне не до молитв, – перегодив шутки племянника, продолжал Добрыня. – Земель у монастырей много, успевай поворачиваться – ниву пахать, скотину обихаживать, на молитвы времени не остаётся. Не монастыри, а наши боярские вотчины. По ромейским законам в казну церкви дани не дают, басилевсам и попам то не любо. Из-за монастырей у ромеев раздоры. Ещё и болгарский царь Симеон против империи выступает. Себя по своему царскому титлу мнит равным цареградским басилевсам. В граде Охриде своё болгарское патриаршество держит и цареградским попам не подчиняется. Потому забот у басилевсов хватает, не до Руси им. Но и бояре цареградские, и попы, и сами басилевсы шибко злы на Русь, так Гюрата проведал.
– Воно оно как. А ныне есть верный человек в Царьграде?
– А как же. Не сомневайся, княже, упредит. У олешьского воеводы лодия с кметами для того приготовлена.
Владимир потянулся, зевнул, закрыл глаза. Добрыня задул свечу, вышел из шатра. И дружинники, и сотники своё дело знали, но всё же спать укладывался, когда сам ночное становище проверит. Да и не любил воевода в походе в полстнице спать.
2
Высоко в блёкло-голубом небе парил, раскинув крылья, канюк. Вершники остановились в тени дубравы, всматривались вдаль, в неоглядное ковыльное поле, уходившее в знойное марево. Не понять, откуда налетел Стрибожий чадушко, взбрыкнул глупым жеребёнком, колыхнул ковыль, умчался неведомо куда. Огнеяр, сидевший на чалой с чёрной гривой кобылице слева от князя, давал пояснения.
– То Перепетово поле, от самой Роси идёт. Меж Стугной и Росью через Днепр броды есть. Переходи Славутич, выезжай на поле и скачи хоть до самого Киева. Дубравы вершникам не помеха. Добро бы едомой стояли, а рамены хошь справа объезжай, хошь слева. Там, – продолжал кмет, указывая вправо, – верстах в двадцати отсель Ирпень течёт.
– Нет, – перебил князь, – город