Льётся лунный свет. Александр Ануфриев
мне этот совсем не нравится. Уж не маньяк ли?
Это Иван Каримович имел в виду свою дочь – Светлану и её долговязого длинноволосого ухажёра в помятых джинсах Константина Самаркина. Как в жаркий полдень молодые отправились на прогулку в Загородный парк, так и до сих пор не возвращались.
– Куда она денется, земля круглая, – продолжала ворчать Зинаида Семёновна. – Уж не девочка, за тридцать ей.
Позёмкин шагнул в залу:
– Не понимаю я, чего он марихлюндию разводит? Пятый месяц выставки, кино, гулянья. Ходит вокруг да около. Не люблю таких.
– А ей нравится.
Иван Каримович подтянул трусы почти до плеч и хмыкнул:
– И в общежитии живёт и получает поди с гулькин нос в своём лицее.
– Успокойся, а? Разбухарился.
– Ну какой это мужик? До чего же вы чудной народ-то, бабоньки, влюбляетесь в кого ни попадя.
– Вот и я в своё время…
Тут Зинаида Семёновна прикусила язык и оба дружно унеслись в былое, в сельский старый клуб. Под звонкую гармонь вихрастый парень лихо вёл высокую строгую девушку. Сверкала новогодними огнями ёлка, звенели частушки. Потом он провожал её, целовал без удержу…
– Значит, жалеешь, Зин, что встретила меня? – тихо спросил Позёмкин.
Она смахнула быструю слезу.
– Да что ты, вот придумал.
Иван Каримович погладил жену ласково по плечу.
– А я тебя люблю, кровиночку мою ненаглядную, ласточку.
– Дурак ты старый.
Обоим не спалось, нахлынули воспоминания. Да и какой тут сон без дочери. Они прислушивались ко всем шагам по коридору, к шуму лифта, к голосам под окнами.
– Пойду спущусь, пожалуй, Зин?
– Лежи.
Вот наконец щёлкнул замок в прихожей. Светлана на цыпочках юркнула в свою комнату. Позёмкины насторожились.
– Света? Доченька, ты? – первой не выдержала Зинаида Семёновна. И не дождавшись ничего в ответ, она всё-таки заглянула в комнату дочери. Светлана там лежала ничком на кровати.
– Света?
Молодая женщина подняла с подушки мокрое от слёз широкое лицо:
– Мама, я послала его подальше, – говорила она. – Надоело шастать с ним по парку и есть копеечное мороженое на лавочках, слушать его бредни про футбол и политику.
– Но он же тебя любит.
– Молодец Светка! Так держать, по-нашенски! – подал свой голос Иван Каримович. – Правильно!
– Любит…Он собой только и любуется, мол вот я какой, пусть нищий, но очень умный. Где она любовь-то? Нет её!
После этих слов дочери, прозвучавших как приговор, Позёмкин, держась за сердце, присел на диванчик и крепко задумался: «Пригвоздила родненькая. Тут она совершенно не права. Как же так, вот я, например. Я люблю и жену, и дочку, любовь – серебряная нить, только она по-настоящему нас и связывает, греет. Да. Серебряная нить…»
3. БИРЮК
Черноглазый, небритый Василий Харизмов нехотя помешивал деревянной ложкой спагетти. А его рослый голубоглазый