Моё сводное наваждение. Наталья Семенова
с Галиной светловолосого парня. Ее сына. Он бесцельно смотрел в панорамное окно, за которым от легкого ветра дрожали листья березы, но как только папа представил нас, парень, зевая, повернул голову в нашу сторону. Его невероятно ярко-синий взгляд сначала мазнул по моей фигуре – от носков балеток до самых плеч, – а затем впился в мои глаза. Совсем ненадолго. Но я успела разглядеть в его взгляде пренебрежение. Царапнула обида – я ему заранее не нравлюсь. То есть, видимо, ему абсолютно ровно, здесь я или нет. А вот сама я чувствую, как от волнения начинает ускоряться пульс.
Потому что он, мой сводный брат, оказался ужасно красив.
– Люба! – занимая свое место за столом, восклицает Никита. – Ты сядешь рядом со мной?
– Конечно, – глухо выдыхаю я и на нетвердых ногах иду к накрытому столу.
В ушах звенит кровь, лицо, шею и грудь невыносимо печет, и мне это ужасно не нравится. Словно я в один миг подхватила сильнейшую простуду, которая, помимо всего прочего, еще и путает мысли, рассеивает внимание и заставляет нутро дрожать от озноба.
Можно подумать, мне раньше не приходилось видеть красивых, уверенных в себе парней. А Мирон именно такой – расслабленная поза, скучающий вид. Приходилось, конечно. Вот только я никогда с ними не общалась и уж тем более не собиралась жить под одной крышей. Ужас. Кажется, плохо дело.
– Что, Никит, неплохое новое развлечение тебе придумал отец? – насмешливо спрашивает возмутитель моего спокойствия.
И я вновь чувствую, как от его слов больно царапает в груди.
– Люба не развлечение! Она моя сестра!
– Мирон, – сдержанно замечает папа. – Если ты хочешь что-то мне сказать – говори прямо. Именно так обычно поступают настоящие мужчины.
– Андрей! – тут же возмущается Галина. – Мирон не имел в виду ничего плохого, ведь так, дорогой?
Жена отца, насколько мне известно, старше его на несколько лет. Но после ее слов – а Мирон действительно повел себя не лучшим образом, насмехаясь над решениями старшего и надо мной заодно, по всей видимости, – я вспоминаю поговорку, что возраст далеко не показатель ума.
Например, моя мама даже мысли не допускает, что я могу сказать при взрослых что-нибудь настолько дерзкое, а мама Мирона ничего предосудительного в его словах не заметила. Ну, или сделала такой вид, что тоже ее не красит.
– Ни-че-го-шень-ки, – хмыкнув, кивает Мирон и подхватывает пальцами ложку для супа. – Всем самого приятного аппетита, – насмешливо желает он.
Я решаюсь поднять на него глаза и вижу, как он переводит взгляд с меня на тарелку перед ним. От холода, который я успеваю заметить в его взгляде, у меня бегут мурашки.
Все за столом приступают к еде, в том числе и я.
Суп-пюре с грибами оказывается безумно вкусным, и мое сознание, отвлекшись хоть на что-то приятное за этим столом, постепенно успокаивается. Я едва прислушиваюсь к разговору папы и Никиты, к замечаниям Галины, а при звуках голоса Мирона постоянно внутренне вздрагиваю. Повезло, что слышно его нечасто. Они не говорят ни о чем