Сатир и нимфа, или Похождения Трифона Ивановича и Акулины Степановны. Николай Лейкин
поодаль, клевал носом и слезливо моргал глазами. Кухарка Анисья тоже выпила для праздника.
Она стояла у дверной притолоки, слушала пение и почему-то заливалась горючими слезами.
XX. На другой день
На другой день Рождества Трифон Иванович проснулся с головной болью. Вчерашняя вечерняя пирушка с Акулиной и Пантелеем дала себя знать. Он вышел в столовую. Часы показывали девять. Акулина была уже вставши и заваривала чай около самовара. Трифон Иванович посмотрел на разрушенную закуску и на опорожненные бутылки и покачал головой.
– Однако мы вчера того… Изрядно… – проговорил он. – И дернула меня нелегкая пить!
– Ну вот… В кои-то веки! – отвечала Акулина. – К тому же вчера был большой праздник. Уж коли в эдакий праздник не выпить, то когда же и пить!
– С вами-то мне не следовало связываться.
– А что ж мы за паршивые такие, что с нами не следовало?
– Я про Пантелея… Человек на место приехал наниматься, а хозяин вдруг с ним пить вздумал! Эво сколько высосали! – кивнул он на бутылки.
– Да нешто это мы одни? Мы по малости… А тут и которые ежели приходящие пили… Тут и Анисья после нас охулки на руку не положила. Ночью приказчики, вернувшись с гулянки, заглядывали и, поди, тоже выпили. Так ведь всю ночь на виду бутылки и стояли.
– Приказчики сюда по ночам не входят.
– Не входят, да вошли. Ведь вы нешто могли слышать? Ведь вы были без задних ног. Мы вас вчера с Пантелеем под руки взяли, свели в спальню, раздели и на постель уложили.
– Ну вот… что ты мелешь!
– А вы нешто ничего и не помните? Хороши же вы были! Ну, да и то сказать: ведь вы старенький, годы уж ваши такие…
Трифона Ивановича так и покоробило от этих слов. Он вспомнил, что действительно вчера сильно напился в компании Акулины и ее племянника. Ему сделалось совестно. Акулина между тем продолжала:
– А только и блажной вы во хмелю… Ужасти, какой блажной! Да и ревнивый. Вдруг ни с того ни с сего к Пантелею приревновали. Он меня по спине погладил ласковым манером, а вы сейчас ругаться…
– Не гладь другой раз… – отрывисто отвечал Трифон Иванович. – Ведь ты из себя хозяйку разыгрываешь, хочешь, чтобы тебя почитали, как хозяйку, а где ж это видано, чтоб прислужающие люди по спине хозяйку гладили.
– Да ведь он племянник.
– Ну, это еще вилами писано, племянник ли он. Ты мне прежде паспорт его покажи.
– Что ж, он покажет, что ж, он не беспаспортный. А только все-таки так ругаться не следовает, потому только он всего и сделал, что обхватил меня да пощекотал два раза по спине… Ну а я щекотки боюсь и завизжала. Ведь вы даже драться лезли. Попомните-ка.
– Башку даже прошибу, вот что я сделаю, коли во второй раз такое-эдакое случится. Что под рукой у меня будет, тем и прошибу. Да еще мало того, вон выгоню. Пускай убирается ко всем чертям! – горячился Трифон Иванович.
– Хвалитесь, хвалитесь! Вы озорник известный! Вас зависть берет, коли молодая бабеночка поиграть вздумала.
Сами вы сидите кикиморой и дуетесь