Сатир и нимфа, или Похождения Трифона Ивановича и Акулины Степановны. Николай Лейкин
возил, когда в Москве в извоз-то ездил? Дамы у него и яблоки покупали.
Трифон Иванович нахмурился еще больше и сказал:
– Не дури! Оставь… Вот что!
– Да что «оставь»! Я беспременно хочу, чтобы он у нас в приказчиках жил.
– Мы ему другое место найдем.
– А я не хочу другого места. Я хочу, чтобы он у нас жил. Что это, в самом деле, с утра как начали, так целый день все обижаете меня!
Она заморгала глазами и приготовилась плакать. Трифон Иванович опешил.
– Ну, полно, полно… Довольно… Будет… Ведь еще не сейчас его в приказчики брать… Об этом мы еще поговорим.
– Нет, надо сегодня уговор сделать. А сейчас пока вы хоть посмотрите его. Он парень расторопный, грамотный. Сем-ка я его сейчас сюда позову да чайком попою, а вы посмотрите.
Она направилась в кухню.
– Зачем же сюда-то? – остановил ее Трифон Иванович. – Можно в кухне?
– А то как же? Ведь и я с ним вместе чай пить буду. Неужто и мне в кухне?
Трифон Иванович махнул рукой и отвернулся.
– Ты все-таки скажи ему, чтобы он ноги обтер, а то наследит еще у нас здесь в горницах… – пробормотал он.
– Ну вот… Учите еще… Я сама теперь дама, так уж, слава богу, понимаю, – отвечала Акулина. – Он из валенок в сапоги переоденется. У него и одежа есть суконная. Ну так я приведу его сюда, – обернулась она лицом к Трифону Ивановичу, улыбнулась ласковой улыбкой и спросила: – Можно?
Трифон Иванович хотел сказать «нельзя», но улыбка Акулины была так приветлива, так добродушно-приятна, что он вздохнул и отвечал:
– Ну что ж, веди… Но это только ради праздника… Ты знаешь, что у нас приказчики и все прочие наши прислужающие харчуются и чай пьют в приказчицкой.
– Ну, хоть для праздника.
Она двинулась в кухню, но опять остановилась.
– А можно его для праздника вином и закуской угостить? – спросила она.
Трифон Иванович подумал и отвечал:
– Пусть пьет, но только чтобы не напился.
– Зачем же ему напиваться-то? Он парень трезвый. Вот вы его как только увидите сейчас, то так будете предпочитать, что больше старшего приказчика.
– Ну, это уж дудки… Много чести.
– Как «много чести»? Да ведь мой племянник, мой сродственник.
– Так что ж из этого?
– Ну ничего, благодарю покорно. И на том спасибо. Больше-то, верно, я не заслужила? Ну ладно, я сама вам припомню.
– Иди, иди… Полно тебе привязываться-то!
– Да что «привязываться»! Я даже думала так, что вы радостно его встретите, сами его угощать начнете и сами с ним рюмку-другую вина выпьете.
– Иди, иди…
Акулина удалилась в кухню.
Через пять минут Анисья внесла в столовую самовар, а спустя некоторое время явился и Пантелей. Акулина ввела его за руку. Он был переодевшись из валенок в сапоги. На нем был синий кафтан со сборками назади, на шее красовался желтый фуляр. В руке он держал связку сушеных грибов. Войдя в столовую, он взглянул в угол и начал креститься на образа.
XIX. Нимфа, сатир и пастушок
– Вот он, Трифон Иваныч…