В огнях трёх революций. Сергей Надькин
просвистел, но никто из рабочих не прекратил работу.
– Зачем? А кто деньги зарабатывать будет? Нам и так хорошо, нечего воду мутить, семьи кормить надо! Они голодают, а если бронь заводскую снимут, на фронт отправят, убьют, или калекой с войны вернусь. На кого детей и жену? – разъяснил молодежи кто-то из рабочих, приведенный к ребятам одним из заводских служащих. – Так что платите деньги, будем бастовать! – заявил тот же голос.
– Почему? – косо поглядел на инженера Губу Витя Филин, – Мы призовем рабочих объявить бойкот мобилизации! – заявил Витя Губе.
– Домой, – послышалось сухое требование, высказанное представителем завода, но молодежь не реагировала.
А рабочие недовольно кричали:
– Забастовки не будет, нам за стачку никто не заплатил! Платите, тогда будем бастовать – заявил с трудом оторвавшийся от станка токарь Стапель.
– Домой! – повторилось второй раз.
Толпа молодежи с недовольными возгласами выбежала на улицу. Толпа шла с богом к зданию тюрьмы. Митингуя у входа в замок, они требовали и кричали: «Свободу политическим заключенным Петрозаводского централа! Свободу!»
Единственная железная дверь на фасаде тюрьмы открылась, на улицу вышел в сопровожденье стражников начальник централа Петр Кацеблен. Седоволосый старик стоял на высокой, обросшей, пожелтевшей от осени траве горки, повернувшись спиной к зданию, и строго спросил:
– Что вам надо, господа бурьяны?
– Свободу политическим заключенным, – разговаривал с дедом появившийся в центре толпы Сашка Кузмин. Все остальные закричали:
– Давай выпускай!
– Ну, в тюрьме нет политических заключенных, я вам крестом и богом говорю. Идите с миром домой! – призвал манифестантов старик. Убедившись, что тюрьма пустая, молодежь начала расходиться.
Темной сырой ночью в доме Егора на Голиковке до утра горела керосиновая лампа. Поставленная на стол, она светила одиноким лучом в уличную темноту.
Лампа подмигивала, фитиль чадил, в комнате у дяди Егора Меркушева опять собралось много рабочего люду.
– Надо объединяться, товарищи, – говорил собранию большевик Василий Егоров, – А вы, молодежь, не тем делом занимаетесь, вперед батьки в пекло полезли: ведь рабочим за забастовку платить надо! А так кто пойдет на стачку? У них семьи, – доходчиво объяснил Вите Филину Василий Егоров.
– А деньги у нас, большевиков, в казне имеются, без денег никуда, никакой революции, – добавил к сказанному Егоровым Александр Копяткович.
– Может самовар, чай горячий? – неторопливо, с дружеской улыбкой, на правах хозяина предложил участникам собрания Василий Егоров.
– Понял, понял, только мы-то хотели как лучше, а получилось как всегда, – мотал виновато головой Витя Филин.
– Значит, теперь без всякой самодеятельности, – напомнил, еще раз повторяясь, Иван Васильев, – А за чай горячий я лично, пожалуй, не откажусь, – улыбнулся усами Иван.
Василий