В огнях трёх революций. Сергей Надькин
согласно административному уложению, в участок. Пройдемте, господа, – объявил полицейский о задержании Георгия Полякова, а с ним и молодого парня, почти ребенка, Юру Анухрина. – Пройдемте.
Двое полицейских повели двоих заводских ребят. Вели по улице Мариинка, направляясь в участок.
– Наших в тюрьму ведут! Не по делу взяли, не по делу! – кричал паренек Казимир Болдык, – Пойдем, Сашка, ребята, давай!
– Гу-гу-гу! Упс-апс! Дырк! Но! – слышался подымавшийся гам. Кажется, понеслось.
Они преградили путь полицейским, взявшись за камни с мостовой. Сашка Меркушев схватил булыжник одним из первых. Держал его в руках, он ему показался не таким тяжелым, и он, не моргнув глазом, подбежал к полицейскому на близкое расстояние и метнул камень. Булыжник пролетел у жандарма прямо над головой; если б тот не увернулся, он бы пробил стражнику голову. Следом за одним камнем в полицейских дружными рядами полетели другие.
– Ну смутьяны, ну сатана, – услышал Сашка проклятия полицейских, бежавших прочь, оставивших отбитую арестованную молодежь.
Следом бежавшим с места события стражникам продолжали лететь камни.
– Спасибо вам, товарищи! – в один голос благодарили два парня отбивших их у полиции своих друзей.
– Не за что, потому что одно общее дело делаем: революцию, – заявил Казимир Болдек ребятам.
– Чего стоим, пошли домой, на Голикову! – крикнул кто-то из толпы. – По дороге всех легавых сносить будем.
– Давай, товарищи, давай! Кричал на всю Мариинскую улицу юный большевик Сашка Меркушев.
– Давай! – повторил Александр Кузмин и остальные, и пошли они с миром громить попадавшиеся навстречу полицейские будки. Отбирая оружье у задремавших на посту городовых, дружно крича «Марсельезу». Сашка вместе со всеми подхватывал.
– Что за смутьяны пьяные идут? Против государя нашего бунтовать осмелились! – разговаривали между собой двое одетых в белое мужчин и одна женщина.
– Царь-государь наш, – с большой любовью отзывался об императоре мужчина в белом, который был помоложе.
– Я тебе покажу – государь! – подбежал Сашка Меркушев к болтуну и, изловчившись, ударил человека кулаком по лицу. У того с губы потекла кровь, а Сашка шел по улице, дальше продолжая петь Марсельезу.
– А ну, давай! – кричали они друг другу, когда переворачивали попавшуюся на своем пути полицейскую будку, и Сашка тянул новую песню:
Вихри враждебные веют над нами,
В бой роковой мы вступили с врагами… –
запел перед домом полицмейстера, прямо в окна, мужской хор, исполнив вечную память.
Белая олонецкая ночь тянулась, выбрасывая в небо пелену облаков до самого рассвета. Рабочая молодежь не расходилась. Собиралась до утра в доме у Василия Егорова.
– Ну, мы дали полицейским, раздразнили их, гадов. Освободили наших товарищей, Юру и Гошу, – рассказывал подробно суть событий Егорову Саша Кузмин. Думал, Егорова это порадует, но его только огорчило.
– Так