В огнях трёх революций. Сергей Надькин
давным-давно, когда ты еще не родился, эти земли были во владении Швеции. Пришел царь Петр Первый и отвоевал земли, прогнав шведов с этих земель…
– А дальше что было? – спросил Витя мать.
– Росло дерево, весной распустились на ветках листки, в июне листья по божьей воле стали большими. Осенью листва пожелтела, а потом отлетела от веток вместе с перелетными птицами в дальние страны. И остался один лишь на ветке дерева желтый лист. Спрашивают его деревья: «Почему ты не улетел со всеми в дальние страны?» Лист отвечает дереву, что старый он и трусливый, – рассказывала сыну мать, заплетаясь волненьем в голосе. Делая паузы, она продолжала говорить. На лице Вите делалось грустно.
– Так и остался листок висеть до следующей весны, желтым, дряхлым, не видя дальних стран и моря, пока не расцвели молодые листики, и тогда старому листу стало стыдно…
– Эй, Константин, давай в картишки сыгранем, – услышал Витя предложенье к отцу, поступившее от Михаила Леманова, мещанина первой гильдии, расположившегося шагах в десяти на травке.
– Давай, Миша, поиграем, раз душа хочет. Я тебя сегодня снова выиграю, – разговаривал отец с другом. Витя, делая грустные глаза, пил молоко и ел пироги. Заверяя родителей: пусть все знают – я не буду желтым листом.
В один из хмурых дней августа 1903 года на пассажирской пристани Петрозаводск Константин Константинович Филин провожал на швартующийся у деревянных причалов колесный пароход «Апостол» жену и сына.
Несколько десятков провожающих под звуки организованного владельцами пароходства духового оркестра столпились на деревянном покрытии пирса. За спиной их были видны синие купола Святодуховского собора и башни деревянной церкви. Слуга Филиных поднес два вместительных чемодана в каюты, когда отъезжающие поднялись, проследовав по трапу на палубу.
– Ты будешь хорошо учиться в Петербурге, не болтаться на тюремных площадях? – делал последние наставления Виктору отец.
– Обещаю, буду, – отвечал Витя, глядя в окошко каюты, но посматривая на цветущую бороду отца.
– И в церковь ходить будешь? – спросил сына строгим голосом отец.
– Буду, – обещал отцу Виктор. – Правда, желаю сказать вам, папа, попы – воры и мошенники. На площади гимназисты говорили, – помолчав, добавил отцу Витя.
– А ты не к попам ходи, а к богу, – советовал Константин Константинович сыну.
– К богу пойду, – согласился с предложением родителя Витя. Он глядел в окошко и говорил: – Сколько у меня друзей было, гимназистов, со всеми я прощался. И с набережной тоже – а мы жили на Владимировской набережной, не просто жили, родились. А получается: мы, дети – дети Владимировской набережной, рассудительно делился с отцом Виктор.
– Набережная – наша малая родина, я с Витей соглашусь, но у Вити новая столичная жизнь, наш сын воочию увидит императора! – замолвила свое слово Екатерина Филипповна Филина.
– А ты, сударыня, тоже там не загуляй в столице, – строгим голосом