Разум слов. Владимир Гандельсман
лишь родственный звук.
Лишь, лишь, лишь
дождя, лишь, лишь,
под который ты спишь,
наполняет комнату шум,
шевелящихся долгих дум
потрясённая тишь.
«Есть чувства странные, живущие не в сердце…»
Есть чувства странные, живущие не в сердце,
но в животе, и даже не как чувства
живущие – скорей как мыши. Свет
в подвале зажигая, полсекунды
ты смотришь никуда, чтобы они
успели незамеченными смыться.
И можно жизнь прожить, не отогнав
и не постигнув маленького чувства,
которое заполнило тебя.
Нелепость. Но когда родную дочь
старик подозревает не своею,
то не измена мучает его,
а то, что он любовь извёл на нечто
столь чуждое, что страшно говорить.
«Ехал ученику…»
Ехал ученику
дать урок на краю
города по языку
и в проезжую смотрел колею,
загорались огни
новостроек, вдали
лезли в душу
рельсы, шпалы, клочки земли,
вот отец его, адвокат,
предлагает борща:
«Пища сталинская у нас, простая,
мы с сынком
остались вдвоём», —
е и ё после ща,
где её (после ща)
обитает здесь дух?
Я смотрю на сынка, на хрыча,
проверяю на слух:
человеческий род,
этот полный абсурд,
пощадил бы и тот,
кто не полностью мудр.
«Я вас вознагражу». —
«Извините, спешу».
Руку гладко-сухую суёт,
сын снуёт, сын на заднем плане снуёт.
«Должен снег лететь…»
Должен снег лететь
и кондитерская на углу гореть,
мать ребёнка должна тянуть
за руку, должен ветер дуть,
и калоши глянцевые блестеть,
продавщицы розовые в чепцах
кружевных должны поднимать
хруст слоёных изделий в щипцах,
и ребёнок, влюблённый в мать,
должен гибнуть в слезах,
и старик, что бредёт домой,
должен вспомнить, как – боже мой! —
как сюда он любил
заходить, как он кофе пил,
чёрный кофе двойной,
«Больше, – шепчет, – лишь смерть одна,
потому что должна
этот шорох и запах смыть…» —
и глухая должна стена
тень его укрупнить,
и тогда снегопад густой
всё укроет собой,
и точильного камня жрец
сотворит во мгле под конец
дикий танец с искрой.
«Если это последний…»
Если это последний
день, то я бы сошёл
в том саду,
где стоит дискобол
и холодный и бледный
свет горит, как в аду.
Дочь моя, или сын мой,
или друг мой идёт
впереди,
чёрен твой небосвод,
город снежный и дымный,
нет другого пути.
Сохрани