Оэльфийский свет. Терний поцелуй. Александр Сменович

      Я видел королев из деревень,

      Простушек в городском неадеквате,

      Смешливых тенью на пустой плетень

      И ушлых в неиспользованном  хвате.

      В сухом остатке горький оселок

      Всё тех же неисчезнувших сомнений,

      Осадок убедительных не мнений

      И памяти пожухнувший брелок.

      Награды неиспользованной встречи

      И вылитые выгребные речи.

      Всё не избыток поданного чувства

      На блюде обольщений и надежд,

      И приснопамятности брошенных одежд

      Лишь жалкий слепок грешного искусства.

      Немилосердие ни опытов ни строф,

      Страстных усилий тернии колючи

      Не тельных неиспытанных голгоф,

      Пути, где не по сеньке шапок кручи.

      Но был бы он… и верен и раним,

      Не кровь ласкает жеваные раны,

      Апостол-дух и горек и гоним,

      Да всё не кинет мысленные станы.

      Не спит больной до третьих петухов,

      Всё чертит смыслы на песке горючем,

      И вспоминает шествие волхвов

      На языке своем и древнем и могучем.

      В нём гневный слог изыденных мытарств,

      В нём вечери предательской паскудство,

      В нём человеческих полупродажных барств

      Распятое священным звуком блудство.

      Храни, святой, звезду и небеса,

      Дарованных божественною вестью,

      В них слёз пролитых чистая роса

      И «возлюби», рождённое не местью.

      Терзай, так лучше, и не успокой

      Ни счастьем горшим ни бедой приветной,

      Ты не махнешь блаженною рукой,

      Но и не станешь тенью незаметной.

      Уходишь, время…  ты не бесконечно,

      У каждого свой имоверный круг,

      Ты, может быть, для легковерных вечно,

      Но для неверных позволенье мук.

      Ты гонишь волн безопытную прихоть,

      А опытной снедаешь берега

      Бесчеловечных лет и их же вихрить

      Пытаешься в советника-врага.

      Ты почему-зачем и есть ли души

      У не коснувшихся твоих железных рук,

      Они умеют бессердечье слушать,

      Его, как твой, непохоронный стук.

      Его незримые, не божеские ласки

      И в темя-время страшный поцелуй,

      Когда ты рвешь прижившиеся маски

      И шёпотом скрежещешь, – «Не балуй».

      Твоя абстракция «неверны» мне знакома,

      Ты тень несостоявшихся богов,

      Готовая уйти и вечно дома,

      Любительница адовых кругов.

      Но ты ли дух подводишь под распятье,

      Но ты ли крестишь, – «Боже, им прости»,

      Когда роняешь смертные проклятья

      На временно кончаемом  пути.

      Ведь нет тебя! И кто божествен больше,

      Последний вздох, распнувшийся молчать

      Иль небеса живых, их не бывает горше,

      Когда клеймит