Небесное пламя. Персидский мальчик. Погребальные игры (сборник). Мэри Рено
они всегда были вместе. «А ему можно доверять?» – спросила царица. Александр рассмеялся, похлопал мать по щеке и прочел в ее глазах подлинный невысказанный вопрос. Оба медлили, как борцы перед решающим броском. Олимпиада ждала мгновения, когда нервы сына сдадут и можно будет перейти в наступление. Александр отвернулся, и она промолчала. В благодарность за ее деликатность сын стал ласковым и великодушным; он склонился к волосам матери, чтобы вдохнуть их запах.
Филипп был в своей рабочей комнате. Его письменный стол тонул под ворохом бумаг. Царь явился сюда прямо с поля, в кабинете стоял резкий запах пота – конского и его собственного. Целуя сына, Филипп заметил, что тот уже искупался, чтобы смыть пыль ничтожного переезда меньше чем в сорок миль. Но подлинное потрясение царь испытал, обнаружив на щеках Александра мягкую золотую щетину. С изумлением и беспокойством он понял, что мальчик уже давно мог бы отрастить бороду. Но Александр брился.
Македонец, сын царя – что могло заставить его строить из себя безволосую обезьяну, по примеру изнеженного юга? Гладкий, как девушка. Для кого он делает это? Филипп был хорошо осведомлен обо всем, что происходило в Миезе, по его указанию Парменион регулярно получал секретные отчеты Филота. Одно дело сблизиться с сыном Аминтора, безвредным и миловидным юношей, от которого не отказался бы и сам Филипп, и совсем другое – разгуливать на людях без бороды, как это делают некоторые любовники. Филипп перебрал в уме молодых людей из Миезы и вспомнил, что некоторые из них, старше Александра, тоже щеголяли голыми подбородками. Должно быть, у них такая мода. Смутное предчувствие бунта мурашками прошло по коже царя, но он отогнал его. У мальчишек свои затеи, но Александру доверяют и взрослые мужчины; при настоящем положении дел ни у кого не будет времени строить козни.
Филипп жестом велел сыну сесть рядом.
– Ну, – сказал царь, – как ты сам видишь, мы здесь хорошо потрудились. – Он описал свои приготовления; Александр слушал, уперев локти в колени, скрестив руки; он улавливал мысли отца с полуслова. – Перинф будет тяжело раздавить, однако с таким же успехом можно начать с Бисанфы – открыто или нет, но они поддержат Перинф. Так же, как и Великий царь. Сомневаюсь, что он сейчас в состоянии начать войну – судя по тому, что я слышал. Но помощь он пришлет. У него есть договор об этом с Афинами.
На мгновение их лица осветились одной мыслью. Словно они говорили о некоей знатной женщине, взыскательной наставнице их детских лет, которую теперь встретили шляющейся по улицам портового города. Александр бросил взгляд на прекрасную старую бронзу Поликлета: изобретающий лиру Гермес. Он знал эту статуэтку с первых дней своей жизни – слишком изящный юноша, с тонкой костью и мышцами бегуна, всегда, казалось, скрывал глубоко затаенную печаль под божественным спокойствием, которое придал ему скульптор, словно предвидевший позорное будущее греков.
– Хорошо, отец, когда мы выступаем? –