Бумага всё стерпит. Восемнадцать рассказов. Полина Снегирёва
на одного парторга, принёс положительную характеристику, распечатанную в трёх экземплярах.
Секретарь райкома сам не смог приехать, но долго и громко булькал в трубку что-то очень поддерживающее их сотрудника и сожалеющее о недоразумении.
Гарик пришёл с мамой. Она скользнула по мне взглядом, будто холодная змейка проползла бочком и больше не отводила глаз от того, что писал следователь.
…«Мой сын несовершеннолетний, говорить за него буду я»… «Нет, это не он обнаружил тело, он вообще до приезда милиции в квартиру не заходил»… «Его пригласила одноклассница делать вместе уроки»… «Ну и что, пришёл с цветами? Разве это запрещается?»… «Вы что? Какие отношения? Нет, они даже не гуляли никогда вместе»…
Когда молоденький следователь объявил, что допрос окончен, мама Гарика немного расслабилась и заговорила уже нормальными фразами: «Скажите, этот протокол может повлиять на характеристику?»… « Нам в институт поступать, Игорь идёт на золотую медаль»… «А можно не подписывать?»… «Я, знаете ли, в Институте работаю, у меня допуск есть, вы же туда ничего не сообщите?»… – и, уже безнадёжно упавшим, но вполне человеческим голосом, – «Впрочем, они всё равно всё узнают… Накрылась моя командировка в капстрану»…
Гарик смотрел то в пол, то на маму… и ни разу на меня.
Тётю Клаву допрашивали последней. Оказалось, этот дядя Паша её родственник.
«Он был невменяемым, точно вам говорю! Выпил лишнего.»… «Она сама виновата, – это она про маму, – водила его за нос… А он, между прочим, женатый мужчина»… «Он из-за неё даже семью хотел бросить!»… «Она вообще его шантажировала, грозилась с должности снять»… «Может он вообще защищался!»… Последняя мысль, видимо, ей очень понравилась, тётя Клава всем своим существом подалась в сторону этой мысли: «Что?… Какую девочку? …. Эту что-ли?…»… Тётя Клава быстрым движением глаз стрельнула по мне, будто в первый раз меня видела, скривилась в кислую гримассу и отрезала: «Нет, исключено!»… «Ну и что, что нашли голой?»… «Эта, знаете ли ещё та оторва, яблоко от яблони недалеко падает»… «Ей ещё семнадцати нет, а она уже водила к себе кобелей разных. Мы ж соседи, я всё видела»… «А она точно не слышит?», – всколыхнула в себе остатки совести добрая женщина… – «Ах, не говорит, но всё слышит»… Соседка замялась на секунду, новая прекрасная мысль озарила её справедливое лицо и прибавила энергии её обвинительной стратегии: «Ну, я вам, товарищ следователь скажу, она ведь не в себе… «того», то есть… Думаете её просто так в сумасшедший дом определили? Я давно за ней замечала»… «Ах, по протоколу определили, ну…», – и она замолчала, но не от стыда, разумеется, а вконец запутавшись.
Потом пристально посмотрела на меня, поджала губы, наклонилась к следователю и стала с жаром на него шептать, закладывая пальцы, будто училка, перечисляющая спряжения. «Так что, – закончив, она встала королевной, нависая над следователем, – не нужно никаких экспертиз»… И сквозь