История московских кладбищ. Под кровом вечной тишины. Юрий Рябинин
хлебопашцев? Это был один из аргументов, убедивших Александра Второго пойти на самую значительную реформу, когда-либо бывшую в России. И в том же году – 1861-м – государь назначил Милютина военным министром. Сразу же вслед за отменой крепостного права началась масштабная военная реформа. Вместо хрестоматийных 25 лет солдатчины (в последние предреформенные годы – 20-ти лет) срок службы был установлен в семь лет. Высшей тактической единицей в армии вместо громоздкого корпуса стала более мобильная дивизия. Были существенно улучшены условия службы нижних чинов: отменены печально знаменитые шпицрутены, в ротах вводилось систематическое обучение солдат грамоте. Наконец, армия была перевооружена. Допотопные гладкоствольные ружья сменили нарезные винтовки – однозарядные берданки. С этими винтовками русская армия дойдет до Константинополя в 1878 году. У турок, правда, в это время будут уже винтовки многозарядные магазинные. Главные принципы построения армии, заложенные Д. А. Милютиным в 1860–70 годы, в основном сохранились и поныне. Лишь в самое последнее время новые реформаторы придумали отменить милютинскую всеобщую воинскую повинность и комплектовать армию наемниками.
Во всяком случае, Д. А. Милютин крупнейший российский политический и военный деятель. И заслуживает, если не бюста на родине, то хотя бы надгробия над костями. Удивительно, почему до сих пор не восстановлена его могила. Причем, в отличие от многих новодевичьих покойных, место, где находилась его могила, доподлинно известно. Д. А. Милютин был похоронен слева от входа в Успенскую церковь у края дорожки. На этом месте, или совсем рядом с ним, сохранилось надгробие его брата – товарища министра внутренних дел Николая Алексеевича Милютина (1813–1872), тоже известного реформатора, много сделавшего в деле освобождения крестьян в 1861-ом, а также сына – генерал-лейтенанта, графа Алексея Дмитриевича Милютина (1845–1904).
В 1896 году крупный ученый, специалист по италийской филологии и заведующий кафедрой истории искусств Московского университета Иван Владимирович Цветаев обратился ко всей московской общественности с призывом жертвовать средства на создание музея изящных искусств. Откликнулись многие. Кто-то пожертвовал пятьсот рублей, кто-то целую тысячу. Самая щедрая меценатка – В. А. Алексеева – передала капитал в сто пятьдесят тысяч. Причем поставила условие, чтобы музей назывался именем Императора Александра Третьего. Но этих средств Цветаеву хватило бы разве на фундамент колоссального здания архитектора Романа Ивановича Клейна. И, казалось, что положение безвыходное. Не поднимется же музей сам собою, как, по еврейской мифологии, должен подняться из земли храм Соломона! Цветаеву было впору отчаяться, возроптать. Но неожиданно, будто по Божьему произволению, спаситель этого амбициозного проекта нашелся. Главным меценатом строящегося московского музея стал житель Петербурга Юрий Степанович Нечаев-Мальцов. Знаменитая дочь И. В. Цветаева – Марина Ивановна Цветаева писала: «Нечаев-Мальцов