История московских кладбищ. Под кровом вечной тишины. Юрий Рябинин
не менее Голоушев не миновал. Впрочем, нет худа без добра. Ссылка пошла ему на пользу. Он, по выражению Бориса Зайцева, «политическую „левизну“ свою там и оставил». Возвратившись в Москву, Голоушев как-то поступил на должность врача при Хамовнической полицейской части. Там же, при части, он и жил. В этой его квартире часто собирались писатели и художники. Иван Белоусов писал о своем товарище: «Голоушев в должности врача Хамовнической части был до 1906 года. Когда после подавления восстания в помещении пожарного двора при части было устроено место казни революционеров и Голоушев в качестве врача должен был присутствовать при казнях, он отказался от должности городского врача, переехал на квартиру на Остоженку, в Ушаковский переулок, и стал заниматься частной практикой».
Одновременно, а может быть в первую очередь, Голоушев занимался искусствоведением. Много публиковался. Первую книгу о Художественном театре они написали совместно с Леонидом Андреевым. Вот тогда-то и появилось в литературе новое имя – Сергей Глаголь. А затем он стал выпускать книги одну за другой – «Художественная галерея Третьяковых», «И. И. Левитан, его жизнь и творчество», «Очерки по истории искусства в России», написал несколько монографий о художниках – Нестерове, Врубеле, других. Сергей Глаголь и сам был неплохим художником. Какие-то его работы даже находятся в Третьяковской галерее. Глаголь не только сам участвовал в знаменитой «Среде», но его квартира сделалась, как пишет Иван Белоусов, «филиальным отделением телешовских “Сред”». А Борис Зайцев рассказывает, как именно проходили их литературные встречи у Сергея Глаголя в Хамовниках: «Для меня, только что принятого, эти собрания, в частности дом Сергеича, навсегда связаны с первыми литературными шагами, первыми встреченными писателями, первыми чтениями – в полутемном кабинете Сергеича, под бледным кругом лампы с зеленым абажуром, перед старшими художниками дела нашего, некоторые из которых вызывали восхищение и жуткое волненье. Очень страшно так читать, впервые, не забудешь… Небольшая, полная этюдов Васнецова, Поленова, Левитана квартира Сергеича наполнялась, сидели и в гостиной под какими-то персидскими щитами, у бухарских копий, в кабинете на гинекологическом ложе, спорили о символистах, декадентах (тогда модный спор), быте, реализме и т. п. А потом слушали – очень часто читал Андреев. Реже Бунин, Телешов, я и другие. Кончалось все ужином. Сергеич сам готовил удивительнейшую селедку, хоть бы в „Прагу“. Разные водки в графинчиках, пироги, грибы, заливные… вообще Москва – то русское тепло и тот уют, немножко лень, беспечность, „миловидность“, что и есть старая Русь».
Увы, в истории литературы и культуры Сергей Глаголь остался где-то на самых задворках. Когда по какому-нибудь случаю перечисляют участников «Среды», то обычно для комплекта, для массовости, упоминают и Сергея Глаголя. Но не более. Борис Зайцев утверждает, что «Сергеич» все умел делать даровито – «от гинекологии до гравюры …замечательно же ничего сделать не мог, ибо безраздельно