Запретная любовь. Халит Зия Ушаклыгиль
укрепилась и обеспечила ему лица для приветствий и руки для пожатий во всех сферах жизни страны.
Он был знаком с таким множеством людей, распределял любовь между настолько разными людьми, что не мог найти времени, чтобы крепче подружиться с одним из них. Впрочем, для него было важно не ходить по Бейоглу в одиночку, найти кого-то, кто бы выслушал, если он пойдет в кафе «Люксембург», не оставаться одному в фаэтоне, если поедет в Кагытхане. Он считал людей созданными для таких услуг и потребностей, и не было случая, чтобы он не встретил кого-то, кто мог бы сопровождать его.
Все любили его, искали с ним встречи. Его смех дарил радость тем, кто рядом, затмевая самые глубокие печали. Его остроты рассыпались, подобно цветам, там, где он проходил. Они путешествовали по стране, их собирали. Если случалось какое-то событие или было слышно что-то новое, за ним следовало изящное слово, приятная шутка Бехлюля.
Ему всегда было что рассказать. Прочитанная страница из книги, случайно увиденный в газете анекдот становились основой для творчества Бехлюля. Его слушали и непременно смеялись.
Все, кто слушал его и смеялся, были в его глазах дураками, а сам он развлекался. Он считал окружавших лишь инструментами, которые мог использовать для собственного удовольствия, когда было нужно.
Он хотел, чтобы все ему подражали. Это напоминало мерку одежды определённого класса молодёжи. К его мнению обращались как к образцу вкуса по поводу мелочей. У Бехлюля всегда была новинка для подражания, когда речь шла о запахах, галстуках, тростях, перчатках и всех бесполезных, но в той же мере важных вещах.
Каков был моральный облик этого мужчины?
Этот вопрос Бехлюлю было некогда и незачем себе задавать. Он верил в некоторые вещи. Он считал деньги великой силой. Он думал, что красивая одежда – это главное условие для того, чтобы стать хорошим человеком. Он не сомневался в том, что его долг перед людьми заключался в том, чтобы развлекаться вместе с ними, его долг перед страной в том, чтобы использовать променады, его долг перед собой в том, чтобы не притеснять этого успешного парня.
Его ничего в жизни не удивляло, кроме наивности тех, кто не мог согласиться с этой нравственной философией. Лишь ради этого он сохранил в речи слово «удивление». Новое изобретение Эдисона, например, он считал чем-то ожидаемым, похожим на произведение искусства, которое за время показа в цирке надоедает всем. У него была привычка к новинкам и он проходил, пожимая плечами, среди тех, кто опоздал и удивлялся, разинув рот. То, что для всех считалось странным в повседневных событиях, для Бехлюля было банальной старой историей.
Когда друзья рассказывали об изумившем их происшествии, он отваричавался и выносил вердикт: «Не может быть ничего более обыденного». Даже когда Аднан Бей сказал ему: «Ты знаешь, Бехлюль? Я беру дочь Фирдевс Ханым, у тебя будет стильная тётя…» – Бехлюль не выказал даже малейшего признака удивления и сказал: «Я ожидал этого».
Когда ушла