Прислушалась: а это дождь. Наташа Кер
что-нибудь о себе,– сказал он.
– Я не знаю, что рассказать. А что ты вообще обо мне знаешь? – сказала я невпопад.
Не знаю. Я вообще ничего о тебе не знаю. И не хочу знать. Вот. Понятно? – вдруг вспыхнул он.
Я подумала, что для человека, который ничего не хочет обо мне знать, потерять два часа и пятьдесят минут времени просто так, со мной – немного странно. Ну да ладно.
– Когда мы с тобой виделись? В две тысячи одиннадцатом?
– Ох. Лучше бы не виделись, – я оторвала мякиш багета и все катала и катала его в руках.
– Короче, если в следующий раз приедешь и захочешь увидеться, то знай: уже не сбежишь от меня, как в прошлый раз.
Ччерт. Господи, как все сложно. Я ведь и в тот раз не хотела сбегать.
– Знаешь, у меня папу госпитализировали, – зачем-то сказала я.
– Мне очень жаль. Я, конечно, не желаю смерти твоему папе, но, сама понимаешь, было бы здорово, если бы ты приехала, – я ощутила, как он улыбнулся.
– Конечно, – сказала я и покраснела.
– Зось, мы взлетаем. Был рад услышать твой смех.
– Угу. Пока.
Тишина. Господи, как можно закончить разговор с женщиной, на которую тебе абсолютно плевать, фразой: «Был рад услышать твой смех»..
Я с удивлением обнаружила, что только что открытая бутылка Шардоне, была пуста.
Глава 5. 06.12.1992 Саша
Была зима. Такая, какие бывали тридцать лет назад. Снег глыбами лежал на улицах или кис под толстым слоем соли. Сосульки размером с человеческий рост угрожающе свисали с крыш домов. Пироги снега съезжали с крыш, как только хоть чуть-чуть теплело.
Мы без конца ходили по парку, толкали друг друга в снег, целовались на холоде и прогуливали вечерние занятия для поступления в институт. Точнее, прогуливал я. Зося ходила, а я таскался с ней и сидел на ее уроках. На кафедре не топили. Все грелись в куртках. Опушка ее фиолетового пальто, слипшаяся сосульками от мороза, вечно залетала ко мне в рот. Мы беззвучно хихикали на последнем ряду и обнимались, отплевываясь от меха.
В тот вечер забежали к ней домой на пятый этаж. Бежали на перегонки. Я, как всегда обогнал. У дверей мы остановились, она два раза щелкнула ключом.
– Раздевайся. Пошли погреем руки горячей водой в ванной.
Мы приходили в ванную, включали воду и забывали обо всем. Я присаживался на бортике, а она стояла близко близко. У нее были ледяные краснющие щеки и тонкие холодные пальцы, которые она имела привычку запускать ко мне под свитер. Раздразнив меня, она понеслась на кухню.
– О, мама оставила записку.
– Ну и?– мне уже явно было не до записок.
– Сварите щи на вечер. – Далее следовал последовательный рецепт: «Пассеруем лук» – начала читать Зося. Я расхохотался: «Серьезно? А просто обжарить – никак?»
Итак, мы взялись готовить. Пассеровали, шинковали, целовались и опять шинковали. Добавляли соль и сахар, пробовали из поварешки, хохотали и прыскали кислой капустой друг другу в лицо. Пересыпали перца, безнадежно попытались его выловить. Наконец, все было готово и мы, закрыв крышкой