Три вещи и одно дело. Александр Вячеславович Цехомский
донести помог, и телевизор сделал. Дай я тебя расцелую.
– О боги. – я с силой рванул вперед и увернулся от сложённых в трубочку губ.
– Ну не хочешь целоваться, как хош. Садись, чай пить будем.
– Да мне уже идти пора. Но все-таки, если вы хотите чем-то мне отплатить.
– Ах ты поганец. Денег хочешь? Вот тебе – она скрутила фигу – вот, а не мои похоронные.
– Да нет же, нет. У вас случайно крысиного яда нет?
Ее лицо исказилось хищной улыбкой
– А, чего сразу не сказал. Этого добра навалом. Погоди-ка…
Она ловким, совсем не погодам, движением, вскочила на табуретку и полезла куда-то на антресоли.
– На, лови.
Прямо в руки упала пачка с большой черной надписью:
РОСХИМСТРОЙ: ЯД КРЫСИНЫЙ. Держать в недоступном для детей месте.
– Благодарю. Всего доброго.
– Ага, давай давай, увидимся еще.
Я ловко выскочил за дверь и полетел вниз по лестнице прочь от злополучной старушки. Последним ее словам он не придал никакого значения.
Свобода! Так упоительна после духоты совдеповских квартир. Я бодрыми шагами шел обратно, к дому, проносясь мимо кавалькад пятиэтажек, мимо ажурных балкончиков, мимо палисадников, прохожих и скверов мимо… Мне в голову пришла мысль. Или нет, лучше! Идея. И я жаждал ее осуществления. Я понял, что вся моя сознательная жизнь свелась именно к этой идее. И ей стоит, определенно стоит осуществиться. К слову сказать я жил в не менее живописном месте, чем Клавдия Петровна. Путь к моему дому напоминал восхождение на гору. Дорога просто напросто постоянно шла вверх. Все выше и выше. Я взобрался по бетонным плитам, по обломкам лестниц, мимо причудливых сооружений из арматуры и мусорных баков. Даже эти серо-зеленые глыбы в этот день казались какими-то загадочно-романтичными. По ним вился, к тому же очень изящно, дикий плющ, делая их немного подобным древнегреческим амфор. Но я этого всего не видел, я открыл дверь своей квартиры и с треском ее захлопнул. Дома никого. Лучше не придумаешь. Квартира у меня была не в старом доме, этот возвели во время последней волны застройки. Дешевый, но эффектный евроремонт. Если бы за ним следили, может, он выглядел бы не так убого, но это был максимум того, на что были способны хозяева квартиры. Квартира была съемная. И в этой съемной квартире была съемная кровать, на которую я кинул свои штаны и майку. Съемная газовая плита, которую я зачем-то включил. И съемная ванная, в которую я набирал воду. Да, что может быть лучше холодной бодрящей ванны в конце сложного дня, наполненного такими неприятными встречами. Ванная комната кстати была не совсем обычной. Она была выработана в греческой манере. На кафельной плитке располагался, не хуже, чем на древних фресках, Парфенон. Памятник античной культуры на вершине афинского Акрополя.
Я взял бритву и достал из нее лезвия.
Главный храм древних Афин, посвященный образу Афины, которая издревле считалась покровительницей этого величественного города.
Я взял лезвия