Огненный омут. Симона Вилар
не смей говорить никому ни слова. Я приказываю – никому!
Она так спокойно вышла из носилок и поднялась на крыльцо покоев епископа, что никто ничего не заподозрил. Франкон встал от стола, где он трапезничал в компании Гунхарда, и взглянул на Эмму, вытирая блестевшие жирные губы.
– Рад приветствовать вас, дитя мое…
Он еле успел подхватить ее. Все тотчас понял.
– Гунхард, проследи, чтобы никого не было на переходе в баптистерий[18]. И позови повитуху, которую мы поселили во флигеле.
Сезинанда явилась недовольной. Она только покормила ребенка и собиралась ложиться спасть, когда явился Осмунд с приказом от Эммы поспешить во дворец епископа. Сезинанде уже поведали о ссоре на пиру между супругами и о том, что рассерженная Эмма покинула дворец. И теперь женщина считала, что вызов Эммы просто является одной из очередных прихотей подруги.
Однако когда ее провели в пустой баптистерий и она увидела, как Эмма, словно простая вилланка, мечется на разостланных шкурах, она переменилась в лице.
Возле роженицы уже хлопотала повитуха, прямо за колонной на плитах развели костер, на котором в котле грели воду. Епископ Франкон бродил вкруг бассейна под куполом баптистерия, бормоча молитвы. Приор Гунхард колол коленья на щепы, подбрасывал их в огонь.
У Сезинанды все похолодело внутри. Женщина поняла, они хотят, чтобы рождение наследника Ролло прошло втайне. Поняла и то, чем это грозит в случае, если с Эммой или ребенком что-то случится. И ей вдруг ужасно захотелось вернуться домой, сославшись на то, что необходимо быть со своими детьми. Но вместо этого она стала помогать повитухе раскладывать на ларчике чистое полотно.
– Воды уже отошли?
– Только что, – ответила женщина. Она казалась опытной и немногословной. Сезинанде и в голову не приходило, что эти попы так предусмотрительны и заранее подберут повитуху.
У Эммы вновь начались схватки. Она шумно задышала, вцепившись в шкуру. Но не издала ни звука.
– Я здесь, Птичка, – присела в изголовье Эммы Сезинанда, приподняла ее за плечи. – Все будет хорошо. Я помогу тебе.
– Сезинанда… – Эмма перевела дыхание. Добавила, словно извиняясь: – А мы-то с тобой думали – моя дочь родится в конце сентября.
– Ничего страшного, Птичка, – успокаивала ее Сезинанда. – Немного ранее, чем должно, но все будет нормально. У меня вот второй сын раньше срока появился, а вон какой крепыш.
Она говорила это, чтобы отвлечь Эмму и унять свой страх. Чувствовала, как Эмма сжалась, напряглась в ее руках. Кусала губы, задыхалась. Сезинанда удивилась ее терпению. Сама-то она, когда пришло ее время, всполошила криками всю округу.
В полночь Гунхард пошел провести службу в соборе при аббатстве. Монахи удивленно приглядывались, когда он замирал во время чтения Библии, стоял, словно думая о чем-то своем или прислушиваясь. Службу провел кое-как. Прошел мимо запретных темных покоев, где, как всех известили, осталась ночевать Эмма, и, захватив все положенное для крещения, под сенью колоннады
Баптистерий – расположенное отдельно от других церковное сооружение круглой или восьмиугольной формы. Предназначалось для обряда крещения.