Кордон. Михаил Олегович Рагимов
изо рта так несет, что листья облетают! Не стать мне уникумом, Царицей Небесной клянусь!
Водичка промолчал. То ли не знал мудреного слова «уникум» – что вряд ли, ландфебель был умен не по чину – то ли просто решил вслух мнения своего не выказывать.
– Скажи мне, друг Янек, – погаснув, спросил Подолянский, – пан начальник обмолвился, что у тебя есть что—то личное к Бганам. Что случилось? Если не секрет, конечно.
– Да какой секрет, если вся округа знает. Да и в бригаде шепчутся. Я бы их, суков, всех бы, своими бы руками подавил! Года три назад я к девке местной сватался, из Новой Бгановки. Ох и девка, друже, огонь! Так те гадюки узнали, и к ней сразу. Ты что, мол, дура, с лягашом бывшим жить собралась?! Та мне гарбуза и поднесла[22], курва! Я сразу до Иштвана – это из Бгановского кубла брат старший. Ты чего, говорю, творишь, паскудник?! Так вот, слово за слово, я ему десяток зубов выхлестнул, они мне в отместку три ребра сломали. Оглоблей. Впятером.
– Не договорились, выходит?
– Да куда там, – махнул рукой разом погрустневший Водичка, – одни беды от этих… Девок.
– Понимаю тебя, друг Янек, ох, как понимаю, – горько усмехнулся Подолянский. – А дай—ка фляжечку свою, гляну, что там на дне изнутри написано…
Так, за разговором кончилась и фляжечка, и дорога. За очередным поворотом, лес расступился, перетек вдруг в луг – кусты подлеска Бганы благоразумно извели.
– А вот и хутор!
– Не, пан прапорщик, – подал голос один из рядовых, – хутора, простите, это у вас, на коронных землях. А у нас тут только мызы. Ну или если хозяева подопьют до полубеспамятства, то тогда фольварк. В подпитии тут у кажного сразу гордость из дупы лезет. И мызу иначе, чем фольварком[23], уже и не честят. Упаси вас Царица Небесная Бгановку хутором назвать! Граничары, они ж памятливые, и падлючие. Оскорбятся и запомнят надолго.
– Весело тут у вас, – Анджей не нашелся, чем дополнить, просто кивнул.
– Оно б, если все выжечь, куда веселее было бы! – Водичка щурился на мызу, словно разглядывал ее через прицел тяжелого орудия. – И соли сверху сыпануть, чтоб племя их поганое не росло!
– Да уж, – крутнул головой Анджей, – верю, что девка – огонь. Но жечь… Пока не будем. Там, поди, и сами себя пропололи знатно. Давай внутрь, что ли?
Сказать было куда проще, чем сделать. Мыза в первых лучах восходящего солнца казалась сущей крепостью. Высокий, в два человеческих роста, частокол из ошкуренных сосновых бревен. Могучие двустворчатые ворота из толстенных плах. Запертые, по ранешнему времени. За неровным частоколом, по трем углам, виднелись вышки. Тоже немаленькие, каждая саженей по семь—восемь. На ближней к воротам, на длинной кривоватой жердине, неопрятным комком болтался кусок ткани. Против солнца разглядеть не получалось, но похоже, что флаг Республики.
Дыма не поднималось ни из одной труб Бгановской мызы. На вышках людей тоже не было.
Посовещавшись, решили разделиться. Двое на опушке спешиваются, сторожат лошадей. Остальные работают по профилю. Анджей, Водичка и четверо рядовых