Дом железных воронов. Оливия Вильденштейн
что у меня нет таких денег. О боги, во что я вляпалась?
Я осматриваю затемненные дома и мощеные улицы в поисках обожженного лица с молочными глазами. Пожалуйста, Бронвен, поддержи. Пожалуйста, помоги.
Но здесь лишь Катон, который начал торговаться с дворянином о цене ремонта и снизил сумму до одного золотого. Ни один слепой прорицатель не вмешивается, чтобы спасти меня.
После того как сумма оговорена, Катон направляет свою лодку ко мне и жестом приглашает меня сесть.
– Я могу дойти…
– Залезай сейчас же, Фэллон. – Его лицо и тон голоса подобны камню.
Тимей наблюдает за мной, скрестив руки поверх своей дорогой одежды. Вырез на ней такой глубокий, что он сам выглядит как шлюха. Я удивлена, что он не потирает ладони.
В тот день, когда я стану твоей королевой…
Бросив на него взгляд, в котором, надеюсь, отражается все мое презрение до последней капли, я принимаю протянутую Катоном руку и запрыгиваю в лодку.
– Куда мы? Во дворец или ко мне домой? Знаешь что? Давай во дворец. – Я бы предпочла встретиться лицом к лицу с королем, чем с бабушкой.
Уголок рта Катона приподнимается.
– Убери улыбку. Я знаю, что она и тебя пугает, – бормочу я.
Катон фыркает.
Пугает и завораживает его.
На мгновение я задумываюсь, какой была бы жизнь с мужчиной в доме. Не просто с мужчиной… с Катоном.
Неплохой, решаю я.
Если бы только у Катона хватило смелости пригласить ее на свидание… Но, при его молодости и положении, сомневаюсь, что Нонна приняла бы его ухаживания.
Я прикусываю щеку изнутри и надеюсь, что она скормила мое подаренное платье океану, чтобы мне было чем бить, когда она разъярится. А она разъярится. Надеюсь, ее гнев не заставит лозы глицинии разрушить стены нашего дома, потому что, как бы сильно я ни любила смотреть на небо, мне нравится иметь крышу над головой.
Размышления о разваливающихся домах приводят меня к мыслям о Тимее, а от него – к мысли о Катрионе и растущей стоимости за девственность.
– Маркиз уточнил, сколько времени у меня есть для выплаты долга?
– Я взял на себя смелость договориться о ежемесячных платежах.
– Из…
– Из десяти серебряных монет.
Мои глаза распахиваются.
– Десять серебряных монет в месяц? Я получаю две в таверне. – И на одну покупаю еду, а другую откладываю на случай чрезвычайных ситуаций вроде ремонта дома или починки одежды и обуви.
Кстати, об обуви… Я смотрю на свои босые ноги, понимая, что башмаки, которые я потеряла сегодня вечером, были моей единственной парой.
Слова Катрионы проносятся у меня в голове, одновременно заманчивые и отвратительные. В конце концов отвращение к возможности потерять невинность с каким-то незнакомцем побеждает возможный соблазн. Я отказала Энтони не для того, чтобы в итоге раздвинуть ноги для кого-то кроме Данте.
Но что, если Данте предложит самую высокую цену?
Вслед за этой мыслью приходит отрезвляющая: что, если самую высокую цену предложит командор? О, с какой радостью этот мужчина причинил бы