Неприкасаемый. Хельга Торнхилл
время хотите меня уязвить. Неужели я вас чем-то обидел?
И он сделал к Офелии шаг, в котором она прочитала угрозу и инстинктивно заслонила грудь книгой, которую держала в руке.
– Что это? Вы заинтересовались Овидием[33]?
На томике, который, как щит, держала Офелия, красовалась золоченая надпись «AMORES». Эту книгу (немного выдававшуюся вперед) она сняла с полки, чтобы скрасить скуку от ожидания.
– Вы свободно читаете на латыни? – поинтересовалась Офелия, увидев, что Рэдклифф перевел внимание на AMORES.
– Латынь я изучал еще в Итоне[34], без нее никуда, – улыбнулся граф, окончательно забывая о раздражении. – Вам, наверное, представляются профессора, из которых едва не сыплется песок, и уроки грамматики, где клонит в сон от зубрежки. Но у меня особая привязанность к этому языку. Поверьте, мисс Лейтон, раз услышав латинскую речь, в нее можно влюбиться.
Как бы невзначай опершись ладонью на шкап, Дориан еще больше сократил расстояние между собой и Офелией, и пряный аромат одеколона жаром опахнул ее щеки, как тогда, в саду… Ей бы извернуться, попятиться, но Рэдклифф как бы невзначай стоял в проходе, и даже миссис Карлтон, всегда бессменным часовым сидевшая в гостиной с рукоделием, ушла собираться к приему. Девушка поняла, что они здесь одни.
– Однако… Куда мне до вас с моим убогим французским… Сколько же вы знаете языков?
– Французский – как дворянин, хиндустани – как предприниматель. Из итальянского – только азы, совсем нет времени упражняться. Немецкий начинал, но бросил, а балладу о Лорелее заучил наизусть – как знал, что выдастся случай продекламировать. Древнегреческий еще со школы из головы выветрился. Латынь… от латыни я до сих пор получаю огромное удовольствие. Античные люди обладали гармонией во всем, и я таким образом стремлюсь к ним приблизиться, хотя, как видите, мисс Лейтон, до совершенства мне далеко.
– Нет, Дориан, вы и есть совершенство!
Офелия сказала и насилу сдержалась, чтобы не отхлестать себя по щекам: как у нее язык повернулся сказать это вслух?! Еще и по имени[35]! Теперь все погибло!
Рэдклифф великодушно сделал вид, что не заметил чудовищной оговорки.
– Хотите подольститься, мисс Лейтон? Неужели во мне действительно нет недостатков?
– Быть может, только ваш мрачный секрет. Хотя, это, скорее, достоинство.
Рэдклифф сощурил глаза.
– А я предостерегал вас от страшных романов. Значит, вы верите в мой мрачный секрет?
– В книгах такие, как вы, всегда что-то скрывают.
– Вы, разумеется, столько читаете, чтобы меня разгадать?
– Вы сами говорили, что я опасное существо.
Офелия не знала, что умеет так говорить с Дорианом. По случайности посмотрев в глаза василиску, она не окаменела, а стала только смелее – и василиск отступил. Убрав руку, опекун отстранился, позволяя девушке свободно вздохнуть. Его улыбка уже не была столь насмешливой.
– Досадно, что вы не знаете латыни, мисс Лейтон, –
Публий Овидий Назон – древнеримский поэт, автор любовных элегий и поэм «Метаморфозами» и «Искусство любви». Из-за провокационных мыслей в отношении семьи и брака был сослан и провел последние годы жизни вдали от Рима.
Итонский колледж – известная и престижная частная британская школа-пансион для мальчиков.
В викторианской Англии назвать по имени постороннего, пусть даже хорошо знакомого, человека свидетельствовало об очень тесных отношениях. Со стороны воспитанницы это неслыханная дерзость, равноценная признанию в любви.