Поветрие. Александр Зимовец
несколько штук тканей.
– Вы чего, это же монастырское добро, – сказал Максим глядя на то, как отец Варлаам деловито выгребает остатки сотов из разоренного и разломанного пчельника. – Грех большой его брать.
– Это теперь ничье добро, – спокойно ответил Фрязин, разглядывая вынесенную из игуменовой кельи узорную кипарисовую шкатулку, в которой позвякивало серебро. – Мы сегодня не возьмем – завтра другие возьмут. Эх, жаль, коров эти твари всех перерезали, нам бы, ох, как пригодились коровки. И лошади – на лошадей прям смотреть больно.
– Что и говорить! – подтвердил отец Варлаам, обсасывая запачканные в меду нечистые пальцы. – Лошадь – первая статья в хозяйстве.
С этими словами он потрепал по гриве запряженную в телегу саврасую клячу.
– Ну, все, – сказал Фрязин, проверив, хорошо ли уложено добро на возу, – сейчас запалим тут все и – с богом!
– Стойте! – у Максима вдруг внутри все похолодело. Он вспомнил, что оставил в келье «Смерть Артурову».
Бросился туда бегом, открыл сундук, положил книгу в кожаную сумочку, найденную в келье отца-игумена. Подумал секунду, не взять ли другие книги, божественные. В итоге решил забрать. Не уверен он был, что еще хоть раз в жизни откроет Псалтырь, но жечь Божескую мудрость – последнее дело. Кое-как вынес всю стопку, водрузил на воз. Туда же положил образ со стены. Другие образа он в кельях и в церкви поснимали и положил за монастырскими воротами. Ему не увезти – так пусть хоть не сгорят, может, подберет кто. Стеша, наблюдавшая за ним, подошла к стопке, вынула небольшую ладанку, спрятала в карман.
– Ну, теперь запаливай, отец Варлаам, кутья наша всю святость из обители вынес.
Поп-стрелец, словно только того и ждал, зашел в одну из келий, снял за стены лампаду, перекрестился, запалил солому, заблаговременно сложенную возле частокола, и через считанные минуты вся обитель уже жарко пылала, чадя черным дымом. Пылала и церковь со сложенными в ней телами монахов, почерневшими и страшными.
Максим смотрел на огненное зарево, раскрыв рот и беззвучно шепча молитву.
– Ну что, кутья? – усмехнулся Фрязин, хлопнув его по плечу. – Доведем тебя, так и быть, до Ржева, а там, глядишь, прокормишься Христа ради. Авось, прибьешься еще к какой обители.
– Да какая я тебе кутья?! – вскричал вдруг Максим неожиданно для себя самого. Он весь дрожал, сжав кулаки. Все ужасы этого долгого дня словно сорвали какую-то цепь у него внутри. – Я Максим Заболотский, потомок князей на Смоленске, Рюриковой крови! Мой отец либерею государеву ведал, с посольством к королеве в Лондон ездил! А твой кто был отец?!
– То-то ты, братец, в заштатной обители, в глухом лесу полбу щами закусывал, – усмехнулся отец Варлаам. – Сразу видать княжьего сы…
– Погоди, Варлаам, – оборвал его Фрязин. – Как ты сказал, Заболотский?
– Да, Заболотский. – ответил Максим твердо. – Романа Заболотского сын.
– Слушай, Варлаам, а может, возьмем с собой княжича? – сказал Фрязин с неожиданной мягкостью. –