Год беспощадного солнца. Николай Волынский
раздражаешь. Я ведь могу черт-те что подумать о твоей сексуальной ориентации.
Говядина пропала в литваковской бороде, но сказать он больше ничего не успел. Послышался металлический лязг: широко отворилась входная дверь и ударилась о стенку. Мышкин выглянул – по лестнице спускались санитары с носилками.
– Клиент прибыл, – сказал Мышкин. – Будь другом, пойди глянь.
Литвак мрачно развернулся и пошаркал в прозекторскую.
Оставшись один, Мышкин неторопливо разделся до трусов – хоть и подвал и потолочный вентилятор сутками не выключается, но жара и сверху достает. Надел свежий, только из прачечной, халат – жестяный от крахмала. Как-то он обронил, что любит жесткий крахмал. Клементьева, ни слова не говоря, взялась контролировать кастеляншу. «Димулька любит, чтоб халат на полу стоял», – повторяла Большая Берта, возвращая плохую работу. Мышкин не подозревал о такой заботе и всегда хвалил кастеляншу.
Он прошел в мертвецкую и остановился на пороге в восхищении. Полгода, каждое утро – одно и то же, но Мышкин так и не привык к новенькому моргу и всякий раз радовался, будто зашел сюда впервые.
Всего шесть месяцев назад морг Успенской клиники представлял собой жуткое зрелище – поле Бородинского сражения после мародеров. Голые трупы с разрезанными и крупно зашитыми животами валялись тут как дрова – на полках, на полу, в общей куче без различия пола, возраста и причины смерти. Различались только бумажными номерками, привязанными к ногам. Бывало, что востребованного покойника искали в куче полдня, а то и до вечера. Родственники зверели, считая, что работники морга столь цинично-безжалостно вымогают деньги. А сотрудники ПАО сами готовы были помереть от стыда и занять в морге освободившиеся места. Особенная круговерть возникала, когда бумажные номерки отрывались, все путалось, трупы терялись, санитары и прозекторы сходили с ума, и часто вместо своего покойника несчастные родственники получали чужого.
Так продолжалось много лет. При Литваке путаница стала вообще привычной и системной. Иногда, правда, возникали обстоятельства из ряда вон, когда покойного удавалось найти и выдать за десять минут. Такие случаи считались и вовсе ненормальными.
Рефрижератора в морге не было никогда, а древняя холодильная установка «ЗИС», построенная еще при товарище Сталине, больше охлаждала не покойников, а сотрудников. Сотрудники часто простуживались, а трупы уже на второй день после прибытия покрывались лиловыми, потом синими пятнами, раздувались от стремительного газообразования и, бывало, даже взрывались.
Литвак к происходящему относился философски, а вот санитары, зашибающие левые деньги за гримирование покойников, были очень довольны.
Когда Мышкин стал заведующим, он не сразу, но решил, что систему надо ломать. Подтолкнула его случайная фраза Клюкина.
– Когда же это кончится, Дима? Смотри, вот молодая красивая девушка. А рядом с ней – пропойца, бомж, а может, и преступник. Неприлично. Как ты считаешь?
И Дмитрий Евграфович