Служу слову. Валерий Платонов
тела для начала
Всю заполняла пустоту.
И танец вольный исполняла
С любовником как бы в бреду.
Любовника её на сцене
Шарф чёрный в блёстках заменял.
Он то ласкал её колени,
То бёдра сладко обнимал.
То к шейке лебединой вился,
Рискуя в страсти удушить,
То снова возле ног стелился,
Во всём стараясь угодить.
Но вот шарф-кавалер смелеет,
И страсть его толкает вверх,
Вот-вот он ею овладеет
Публично, на глазах у всех.
В последний миг сего накала
Всё ж успевала отвести
Бесцеремонного нахала
От обнажавшейся груди.
Так, танцем ловко приглашая
Мужчин испить с ней сладкий сок,
Она их вскоре превращала,
Как шарфик, – в тряпку возле ног.
Это одна из самых известных танцовщиц начала XX века.
Как вы думаете – кто она? Любители поэзии её должны узнать, если нет – смотрите стихотворение «Горение», в нём она упоминается.
Горение
И в поэтический бокал воды я много подливал.
Я воду лью, как все поэты,
В свой поэтический сосуд,
Но в основном к стихам сюжеты
Из жизни в кровь и мозг текут.
Вот моего коснулся взора
Лучом соцветий Тициан,
А муза танца Терпсихора
Напела сердцу про Дункан.
А вот крестьянское подворье,
Изба, натопленная печь,
За прялкой бабушка Прасковья,
А дед Василий чинит сеть.
С непостижимым словом Логос
Открыл передо мной чело,
Увидеть их, услышать голос
Мне вдохновенье помогло.
Оно закаты и рассветы
Встречает взором огневым.
И я, друзья, как все поэты,
Горжусь горением своим.
Кузина
Памяти Трусовой (Шушиной) Зои Геннадьевны
В просторном доме я и Зоя.
Нам интересно посмотреть,
Как вяжет бабушка Прасковья,
А дед Василий чинит сеть.
Но вскоре я отметил взглядом:
Иные малыши в избе,
А мы шагаем с Зоей рядом
По ученической тропе.
Держась за древо родовое,
Мы с ней с утра и до утра.
А вот и время золотое:
Гитары, песни у костра.
Вино любви из полной чаши
Текло, как нега из очей,
И вот уж Зоя мужу Саше
Трёх подарила сыновей.
Богатство речи и движений,
Умение себя подать,
И судьбоносные ступени
Несли волнующую стать.
Не столько формы, краски – сколько
Притягивал глубинный свет,
Цветущий ярко, словно зорька,
На протяженье многих лет.
И шла, даруя знанья, силы,
Игру ума и благость дня.
А ныне мрамором могилы
Друг жизни смотрит на меня.