Делириум остров. Три повести и семь рассказов. Станислав Ленсу
начальник особого отдела товарища Крестовского для выполнения важнейшего поручения, от которого зависела судьба фронта. Алексей шагал по вечерней Москве, задирая голову и разглядывая столичные дома и дворцы сбежавших буржуев. Временами он останавливал прохожих, уточняя дорогу на Лубянскую площадь. Дважды ему повстречался патруль. Последний раз, когда он вышел на Солянку, его мандат проверил неразговорчивый латыш, начальник патруля. После июньского эсеровского мятежа стрелки из дивизии Вацетиса взяли в плотное кольцо патрулей подходы к Старой и к Лубянской площадям.
Поднимаясь по пустынной улице в направлении Маросейки, Алексей вышел к угрюмым стенам монастыря. Квадратные башни по углам темнели на угасающем небе. В глубине, плотно сомкнув купола, замер главный собор. Двери, ведущие в надвратную церковь, были распахнуты настежь, светились красные огоньки лампады перед иконой над арочным проемом, и свет свечей сгущал сумрак позднего вечера.
Крестовского остановил шум изнутри: какая-то возня и металлический скрежет. Не мешкая, он шагнул внутрь. Поднявшись по ступеням в притвор и в средний храм, откуда и доносился шум, шагах в десяти от себя он увидел прямо у иконостаса две фигуры, которые, не спеша, сдирали с нижних икон оклады. Крестовский люто ненавидел мародеров. Ненавидел до судорог в лице. Под Вильной, когда их атака захлебнулась под небом из сотен шрапнельных взрывов, он провалялся оглушенным на краю окопа до самого вечера и очнулся, когда чьи-то пальцы быстро и глубоко, как могильные черви, обшаривали его карманы. Он запомнил, как сквозь пелену контузии и ночной мглы качнулось над ним белесое как сырое тесто лицо мародера. – Ну, подлюки, тут вам и конец! – негромко заявил он о себе.
Фигуры обернулись. В дрожащем свете он разглядел двух матросов. Один держал часть только что ободранного оклада, другой сжимал в правой руке узкий, длинный сантиметров в тридцать нож.
– Ты что, браток, контуженный? – хрипло хохотнул тот, что держал нож, – ты, что ж революционных матросов подлюками обзываешь? За это тебе от балтийцев будет порицание, – и шагнул навстречу.
– Ты сволочь и мародер, хоть и балтиец – спокойно заметил Крестовский.
– Ты, бля, выбирай слова! Мы за Советскую Власть кровь проливали! – бросив оклад на каменные плиты, разъярился стоявший справа матрос, – я твою морду, контра, сейчас вот этими руками об этих вот угодников размажу!
Не мешкая, они стали надвигаться. Алексей, когда осталось между ними шага два, качнулся обманно им навстречу. В ту же минуту рука с ножом стремительно полетела ему в лицо. Легко уклонившись, Крестовский ударил нападавшего под колено и тут же опрокинул потерявшего равновесие матроса на тяжелый подсвечник. Нож отлетел в сторону и, звонко прозвенев, пропал в темноте левого придела. Крутанувшись на левой ноге, Крестовский встретил другого мародера, когда тот метнулся на него всем своим большим