Смута. Письма самозванки. Владислав Клевакин
митрополита скользнул по окнам. На дворе было темно, и в ночи раздавались только окрики-переклики стражи да караула.
– Что за совет? – осведомился Филарет.
– Хочу указ издать, чтобы какого ежели самозванца повстречали, вешали там же. Ко мне в Тушино не возили.
Филарет усмехнулся:
– Твоя воля на то. Делай как знаешь.
– Одобряешь? – вкрадчиво спросил Димитрий.
– Коли твоему величеству спокойнее так, то даю свое благословение.
Царь, улыбаясь, закивал.
– На совет все равно приходи, владыко! – крикнул он, когда дверь за Филаретом почти закрылась. – Казачий приказ учредим. А то разгулялись казачки больно.
Филарет согласно кивнул и захлопнул дверь.
Дары волхвов
В избе пахло травами. Сладкий запах щекотал ноздри так, словно кто-то пытался засунуть в них соломину. Руки были перевязаны белым полотенцем и сложены на груди. Мебели, кроме грубо сложенной печи, в доме не было.
Молодая девушка принесла отвар в глиняной чашке.
– Выпей это, казаче, и тебе станет легче, – тихо произнесла она. – Отвар из зимних трав и корений. Дает силу и вещие сны.
Зырян попытался приподняться.
«Вещие сны», – повторил он про себя.
Девушка поднесла чашу к лицу казака. Сначала отвар показался ему горьким и противным, но с каждым глотком и с каждой каплей он превращался в нектар. От сладкого у Зыряна засосало под ложечкой. Губы стали слипаться, а веки налились приятной тяжестью. Его рука больше не могла поддерживать тело, и он тихо опустился на постель.
«Вещие сны, казаче, – пропел в отдалении нежный девичий голос. – Вещие».
Глухой удар на монастырской звоннице заставил вскочить беглого казака на ноги. Конь стоял рядом, даже не привязанный. Где-то не очень далеко играли трубы и били барабаны.
«Может, смотр какой?» – подумал казак.
Шатер монастырской угловой белой башни почти упирался в темное покрывало облаков, проплывавших над ее вершиной. У подножия башни с какими-то своими заботами суетились стрельцы. К башне подкатила черная карета. Ее пассажиров Зырян не видел. Ему навстречу скакал стрелецкий разъезд с саблями наперевес.
– Плохо дело, брат… – Зырян похлопал коня по гриве. – Надо уходить.
Вскочив на круп жеребца, казак лихо дернул поводья и устремился в сторону леса. Погоня остановилась. Ей незачем был этот пришлый, однако лишние глаза были ни к чему.
Зырян гнал по бескрайнему полю, ночь уже расправляла над ним свои крылья. У реки, что в сумерках вилась темной змеей, мерцало пламя костра. Казак спрыгнул с лошади и подошел к костру. В котелке булькала кипящая вода, а на платке чуть поодаль лежала вязанка травы.
– Казаче! – раздался задорный смех.
Зырян вздрогнул. Ксения. В полумрак костра вплыла Годунова.
– Все увидел, что хотел? – спросила Годунова, укладывая мятую траву в корзину.
– Что в лавре? – осторожно спросил Зырян.
– Поляки предприняли штурм, – ответила Ксения, – но у них ничего не вышло. – Годунова улыбнулась. – Тот