Мариенбад. Шолом-Алейхем

      Велвл! Ты пишешь, чтоб я тебе писала новости; так вот пишу тебе, что писать пока не о чем. Просто-таки не о чем. И еще пишу тебе, Велвл, боюсь, что из Мариенбада ничего не выйдет. Я все время говорила, что ехать нужно в Карлсбад, а не в Мариенбад. Потому что в Карлсбад, говорят, приезжает весь мир, в Карлсбаде, говорят, заключаются самые крупные сватовства тысячами. А ты заупрямился, как мужик: «Мариенбад!» Тебя, когда ты во что-нибудь упрешься, разве столкнешь, хотя бы с помощью трех пар волов? И пишу я тебе, Велвл, еще раз: на что мне нужен был Мариенбад, если мужчины тут не увидишь, хоть глаз выколи? Куда ни кинешь палку, попадешь в собаку, а куда ни повернешься, видишь мадам с мамзелью на выданье. А коль скоро Господь благословил меня тремя мамзелями, я должна была бы находиться в другом месте, а не выдерживать такую страшную конкуренцию! И, как назло, нынешним летом сюда ринулись все со своими мамзелями, и все сыплют приданными: двадцать тысяч, тридцать тысяч, сорок тысяч. О невестах с десятью тысячами никто и слышать не хочет. Ледащий докторишка, который у нас на Налевках с руками оторвал бы десять-пятнадцать тысяч, здесь велит себя озолотить. Из купеческого звания женихи нынче тоже на вес золота. И еще пишу я тебе, Велвл, что пока все очень невесело, потому что вот этот Свирский, о котором я тебе писала, этот мировой сват, привел ко мне как-то три штуки товара. Один из них лодзянин из Лодзи, видать по всему, что больной, потому что говорит он с одышкой, хотя на вид очень прилично одет, и держит себя хорошо, и говорит, что у его отца фабрика в Лодзи, то есть не фабрика, а маленькая фабричка. А приданого ему дают десять тысяч, а получить он хочет двадцать пять. Вот я и толкую с ним, с этим мировым сватом: «За какие такие добрые дела ему полагается втрое больше? За то, что он так хорошо одет?» А сват отвечает: «Во-первых, двадцать пять – не в три раза больше, a в два с половиной, а во-вторых, вы должны благодарить Бога, что он не требует в пять раз больше. Вы же сами видите, что творится нынче с женихами в Мариенбаде! Дайте мне три дюжины таких лодзинских молодцов, и вы увидите, как их у меня расхватают!» Это одно. И еще я пишу тебе, Велвл, что второй – белосточанин из Белостока – тоже очень порядочный молодой человек и очень состоятельный, но уже вдовец. То есть не то что вдовец, а разведенный, он недавно развелся с женой. Но когда я хотела разузнать, по какой причине он развелся, сват не дал мне говорить: уселся против меня, закусил губу и моргает мне, как разбойник. Потом я ему сказала: «Ради бога, как я могу начать переговоры с человеком, не зная, почему он развелся? А вдруг это жена с ним развелась, а не он с женой?» А сват отвечает: «Во-первых, видно по человеку, что не она с ним, а он с ней развелся, потому что с таким человеком не разводятся! А во-вторых, если вы этак начнете копаться, почему то, да почему это, то можете ехать с вашим товаром обратно, в Варшаву, на Налевки». А я ему отвечаю: «Скажите,