Чужой крест. Елена Поддубская
брата мьегого Василия. А то каждому ведомо, аки юностна жена водле старыго мужа можети блазнить оного, аже сам изыметится. Отнуду шёл Превеликий Князь не токмо супротив мирского суда, но аже господьнего. Соломоньию, половину сию нареченную сгубивши, а днесь наш черёд приходити. Вскую мы страдати? Бо каждый ведает об извете, возведённом на Юрия. Сам же в Дмитрове право чредить, равно аки мне в Старице, аво любше красных кремлёвых Полатей. Ако не то: живота он лихованъ аки поганый язычник, а бояре неприязные пируют, чая своевольствовать на залаз и тщету Отчине. Бельских аже известити перегрозили. За то Симеон Фёдорович и окольничьий Иван Лятьцкой и снеслися отай с каролем Сигизмундом. За то и согласны сами скитаться на странице. Есмь глуп зане ими не следовати. В шашьей земле живота нетути, и навь Юрия сему есть утверждение. Проклятой гарипе кьрвь княжена не дозволяет мърно спати, и мнитьмися, Володимир, скорую мне навь. За то меняти я мье узорочье вместо трости и папиры, анжебы споведовати те о коварстве Елены. Ако даже вороти я царице иговские поминки, фрей с дорогими удами, ценные опанины, шубы, кои не счесть и что в амбарах моих давно сгнили, всё одно аз есмь спона деля ливонки. Ще паче аж есмь ворог иговскому потаковнику Ваньке Овчине. Ако гридь сий льстивый бес. Уж сколь уверял я Глинску в приязни, сколь Даниил, Митрополит, ручался за речи мои – вьсё тща. Вестовщики и наушники клевещут, елико злословлю аз царицу. Отнуду сама и заслала мне ясака на Сход боярский толковать о немецких фазисах. А ежи сказалсися я огневичным, сама не уверовала и погнала мьне на увещание схимника Досифея. Ижде зрилси владыку Крутицкого, так и ведал еже буде мьне мука. За то и решился утечи купно с тя и матерь тьвоя. Стал аз прежде Старой Русы с чадью и полдве сотни истовых воев, абы дружину созьвати и Новыгород, Пьськов и всю Русию брати. Шортны сьлал и харатью к уездным детям боярским. Писал им, «што доколе мьй южик унота ести, царица прелюбы деяти, або не видити аки служит сама уверам бояр московитых. Оне до блазни и велелений готовы, потому как до жиру гладные. Аз быти радый соприяти сподряд усех, кои оборонять Русь согласны». Всё суета: израда ме вышла, бо и стреканулся в чужину. Або прежде Тюхоли настиг мя Ванька. Сам да Никита Оболенский царицу уберегли главу мя срубати, но не на мье же благо. Удеяти ми Овчина опять возвернуться и каятися. Сам клал заповедь живот мнъ ударовати. Рекел, де ристать и странствовать княжату негоже. Азъ веру яти, ноли той ме солгати: и мя в дыбу бросити, и тя трилетнего купно матерью твойея въ хранилище утискати. Малолетно мя тута жити. Насмертник азь есмь. Нуждная изгибель мя предпоставити, аз провидети. Сцегл мольбу имаю, темже препадаю пред Господоначальником нашьим – або васъ съ Евдокьией схоронил. Да елико разумеет уный Князь Иван Васильевич, аже срамно ветших людией известися токмо ради корысти. Убо покамест христиане насобную распрю имеют, поганые будуть тлети и гыбати земли россов. И али ако отьцъ мьй Иван единил Русь из земель вкупоотечных, крестных и далечих, оброчи и целовати ему Ярославль, и гордый Новогород, а щё Тверь и Вятку, и орла двоеглавого