Сквозь боль и мрак. Лана Кузьмина
муженёк от голода не скопытился? Мало калорий в водке? Не докладывают отечественные производители?
Катерина всегда была спокойным человеком, нерушимым как скала. Ни вечные издёвки брата, ни несчастливый брак не подкосили её психического здоровья. Может поэтому Виктор бросался к ней в минуты отчаяния, стремясь поговорить, поплакаться в жилетку. Да, он действительно приходил к ней выговориться, но в итоге всегда замыкался, прячась за стеной сарказма, жестоких шуток и откровенного хамства. Сестра, впрочем, знала, что всё это наносное и по большому счёту безобидное.
– Что у тебя опять стряслось? – спросила она.
– Почему обязательно должно что-то стрястись? – парировал Виктор. – Стряслось в Китае. Землетрясение. А у меня всё как всегда.
– Три месяца, как ты разобиделся из-за своих писем, дулся и не брал трубку, а сейчас вдруг явился, чтобы поинтересоваться про Пашу?
– Меня твой муж-алкаш не интересует, а про письма молчи! Ещё хоть раз заикнёшься, до конца жизни разговаривать не буду.
– Твоей или моей?
– Что?
– Твоей или моей жизни?
Виктор выругался себе под нос и прибавил шагу.
– Эй, дед! – закричала Катерина. – Помочь не хочешь? Тяжело!
– Мне твои кабачки-яблоки без надобности. Тебе надо, ты и тащи!
«Она тоже, – подумал Виктор. – Пытается выставить меня виноватым. Ничего нового».
Глава 7
Снова снилась мама. И Коля, мудрый и смешливый Коля, так нелепо погибший в семнадцать лет.
– Как ты мог утонуть? – спросил его Владимир Николаевич. – Ты же прекрасно плавал.
– Так получилось, – пожал плечами брат, усмехнулся. – Если бы я не утонул тогда, разве ты бы уехал?
– Уехал.
– Нет. Ты не хотел. Просто тебе тошно было смотреть на речку, берег, на страдающую мамку. Ты же у нас натура чувствительная. Уехал, и жизнь твоя сложилась. Так что к лучшему всё.
Владимир Николаевич хотел ещё что-то сказать, но Коля неожиданно стал уменьшаться, и уменьшался он до тех пор пока совсем не пропал. Старик открыл глаза. Часы показывали шесть вечера. От неудобной позы затекло тело. Он с трудом выбрался из кресла, в котором умудрился задремать. На экране телевизора шли титры «Эффекта бабочки». Ясно. Фильмом навеяло. Но как реалистично и как правдиво!
Его вдруг охватило чувство вины. Если бы тогда, много лет назад, он бы поступил по-другому, кто знает, как сложилась бы жизнь его дочери.
Хлопнула входная дверь.
– Папа, ты дома?
Яна. Не теряя ни секунды, словно боясь отступить назад, Владимир Николаевич вышел в коридор.
– Мне нужно с тобой поговорить, – сказал он. – Это я во всём виноват.
– В чём? – не поняла Яна.
Владимир Николаевич замолчал, посмотрел на дочь, выдохнул и понял, что не сможет открыть ей правды. Пока не сможет.
– Не нужно было отпускать тебя одну в деревню, – выпалил он на одном дыхании. – Ты бы не поехала к родственникам, не оказалась бы на той остановке,