Два поцелуя. И ветер. В лицо. И смех, и слёзы, и… (18+). Александр Владимирович Дресвянкин
при очередном оглушающем ударе Любу и кричал мокрыми губами в её мокрое ухо: – не бойся! Июньские грозы короткие, скоро пройдёт.
Постепенно гроза ослабевала, её несло дальше, светлело, лишь дождь продолжался, но и он через несколько минут начал сходить на нет. На них не осталось ни одной сухой нитки, лишь только спереди, там, где они соприкасались – белели сухие островки одежды.
Идти по раскисшей дороге сплошное мученье – ноги разъезжаются, хуже, чем на льду, грязь летит выше колен. Колеи от колёс заполнены водой, а бугорок посередине совсем скользкий.
Пробуя перепрыгнуть с этого бугорка на травяную обочину, Гера не удержался – нелепо взмахнув руками, шлёпнулся коленями и руками прямо в грязную лужу, окатив себя с ног до головы. Чертыхаясь и отплёвываясь, с трудом выбрался на сырую траву, бросил полный укоризны взгляд на пытавшуюся сдержать смех Любу.
– Что это с вами, Георгий Васильевич, где это вас угораздило? И весело залилась своим солнечным смехом, который так нравился ему. Протянула руку:
– Помоги.
Гера наклонился, взял её за руку и упёрся ногами в землю, готовясь подстраховать Любу. Она шагнула через колею, а его ноги неожиданно поехали вперёд, и они вместе, с визгом и смехом шлёпнулись в ту же лужу. И уже не сдерживаясь, зашлись в диком веселье, брызгая друг в друга грязью. Кое-как выбрались, отдышались и пошли прямо по полю, с трудом поднимая ноги с налипающей на них землёй.
Опять светило солнце, заставляя густым паром подниматься кверху выпавшую на землю влагу. Чтобы не пугать деревенских собак, дойдя до Ипатова хутора, свернули к речке.
Скатившись с глинистого откоса, с трудом увернулись от растущей у самой воды большой ивы, ещё больше перемазавшись в глине. Не снимая обуви и одежды, с шумом влетели в воду. Наплескались и нарезвились до изнеможения, выбрались на берег и стояли радостно возбуждённые в прилипшей к телу одежде, широко расставив руки, подставляя лица жаркому солнцу.
– Так простынем, – сказала Люба, – снимай всё и вешай на ветки.
Взялась за подол платья и стала стаскивать его через голову, чем немало смутила Геру. Вообще-то, в детстве они с пацанами и девчонками купались вместе, ничуть не стесняясь своей наготы, но это было давно, а здесь они были одни.
Отведя глаза от раздевающейся Любы, стал стягивать рубаху. Зашёл по колено в воду, прополоскал её, выжал и пошёл к иве, по-прежнему не поднимая глаз, но боковым зрением видел нечёткие контуры ослепительной белизны обнажённого тела, ощущал, как оно его манит, заставляя сердце бешено биться.
Покончив со штанами и бельём, развешивая их, Гера слышал, как полоскала одежду Люба, как она шуршала ветками, развешивая её. Не зная, что делать дальше, Гера в нерешительности переминался с ноги на ногу, пока не услышал тихий Любин голос:
– Гера?
Повернулся, прикрывая живот руками, медленно поднял глаза. Люба стояла к нему