Король былого и грядущего. Теренс Хэнбери Уайт
штуковине два гнезда, правильно?
– Здесь две пары пластинок.
– Возьми с полу тростинку и положи ее между гнездами – на манер моста. Сделал?
– Да.
Местность, в которую он попал, походила на обширное поле, усеянное валунами, на одном из концов его виднелась сплющенная – между пластинами стекла – цитадель. Попасть в нее можно было через туннели, пробитые в камне, и над каждым из входов красовалось уведомление:
ВСЕ, ЧТО НЕ ЗАПРЕЩЕНО, – ОБЯЗАТЕЛЬНО
Уведомление ему не понравилось, хоть и осталось непонятным. Про себя он подумал: надо бы немного осмотреться, прежде чем лезть вовнутрь. По непонятной причине эти надписи поубавили в нем охоты проникнуть в крепость, они придавали грубым туннелям какой-то зловредный вид.
Размышляя о надписях, он осторожно пошевелил похожими на антенны сяжками, привыкая к новым ощущениям, и покрепче уперся ступнями в землю, как бы желая утвердиться в новом для него мире насекомых. Передними ножками он почистил сяжки, подергал за них, пригладил, – вид у него был при этом совершенно как у викторианского негодяя, подкручивающего усы. Затем он зевнул, – ибо и муравьи тоже зевают, – и потянулся, совсем как человек. И сразу за этим осознал нечто ожидавшее осознания, – а именно, что в голове у него слышен какой-то шум, причем явно членораздельный. Шум ли то был или некий сложный запах, он никак не мог разобрать, – проще всего описать это явление, сказав, что оно походило на передачу по радио. Поступала передача через сяжки.
Музыка, размеренная, словно удары пульса, а с нею слова – что-то вроде «Ложка-ножка-мошка-крошка», или «Мамми-мамми-мамми-мамми», или «Ты мечты цветы». Поначалу ему эти песни нравились, особенно про «Вновь кровь любовь», пока он не обнаружил, что они не меняются. Едва закончившись, они начинались сызнова. Через час-другой его уже тошнило от них.
Кроме того, в голове у него раздавался голос – в паузах между музыкой – и, по всей видимости, отдавал некие приказания. «Всех двудневок перевести в западный проход», – говорил он, или: «Номеру 210397/WD заступить в суповую команду взамен выпавшего из гнезда 333105/WD». Голос был роскошный, но какой-то безликий, – словно его очарование явилось результатом старательных упражнений, своего рода цирковым трюком. Мертвый был голос.
Мальчик, или, быть может, нам следовало бы сказать муравей, пошел прочь от крепости, едва лишь ощутил в себе способность передвигаться. Он начал исследовать каменистую пустошь, однако чувствовал себя при этом неважно, – идти в то место, откуда исходили приказы, ему не хотелось, но и этот тесноватый пейзаж наводил на него тоску. Он обнаружил среди валунов неприметные тропки, извилистые, казавшиеся бесцельными, и вместе с тем целенаправленные, ведшие к зернохранилищу, но также и куда-то еще, – а куда, он не разобрался. По одной из них он добрел до глыбы земли, под которой располагалась естественная котловина. В котловине – опять-таки обладавшей странным выражением бессмысленной осмысленности – он обнаружил пару дохлых муравьев. Они лежали рядышком, но неряшливо, как будто некто весьма старательный притащил их сюда, по дороге забыв – зачем. По их скрюченным тельцам