Вампиры, их сердца и другие мертвые вещи. Марджи Фьюстон
Генри повернулся ко мне с каким-то новым выражением лица; от его взгляда у меня в горле застрял смех, и когда он медленно наклонился, я не отодвинулась. Мы поцеловались. Потом я ушла. Просто встала и побежала в лес, потому что, несмотря на то что поцелуй мне понравился, несмотря на то что мне захотелось его повторить, я понимала: он изменил между нами все. Что, если наши отношения перестали быть идеальными?
К тому времени, как Генри догнал меня, я убедила себя, что все будет хорошо. Что я хочу этих перемен. Но прежде чем успела это сказать, Генри рассыпался в извинениях. Он не хотел разрушать нашу дружбу.
Мы договорились даже не помышлять о свиданиях друг с другом до окончания средней школы. И после этого каждый раз, когда наша дружба грозила перерасти в нечто большее, мы тут же отодвигались подальше от опасного края, ни о чем не сожалея. Хотя я сожалела об этом. Много раз.
Все было бы совсем по-другому, если бы я тогда не запаниковала.
Или если бы мы дополнили наше соглашение о запрете свиданий условием, что и ни с кем другим встречаться не будем. Это тоже пошло бы нам на пользу.
Я делаю крошечный шаг назад. Приходить сюда было ошибкой. Возможно, я смогу убедить папу отпустить меня одну. Я все равно должна поехать одна. Мой план состоит в том, чтобы Генри притворился, будто едет со мной, и отвез меня в аэропорт. Потом он сможет отправиться веселиться на озеро Тахо. Я оплачу его проезд, если он действительно не может себе этого позволить. Никто не узнает, что я поехала одна.
Сидя на кровати, Генри наклоняется вперед и кладет локти на колени. Он смотрит на меня бесхитростным взглядом, которым всегда умел обезоруживать людей. Это его умение часто выручало нас в детстве – и при этом Генри даже не пытался никем манипулировать. Когда он улыбался, то делал это искренне.
Даже сейчас его тепло словно крючок в моей груди, притягивающий меня к нему, но я борюсь с этим.
– Нарисовала что-нибудь интересное в последнее время? – Его голос звучит легко и непринужденно, как будто мы просто два старых друга, которые встретились в кофейне.
Мой взгляд перемещается на его коллекцию моих рисунков, приколотую над изголовьем кровати. Это Генри убедил меня поступить в художественную школу, вместо того чтобы попытаться хоть раз сделать маму счастливой. Генри и папа – они были в сговоре по этому поводу.
Я думала, что Генри уже снял все рисунки со стены, – хотя так же считала и когда он начал встречаться с Бейли. Но Генри этого не сделал, и я продолжала твердить себе: это что-то да значит. Я была не права. Генри больше не встречается с Бейли, но и мы с ним тоже не вместе.
– Нет. – Мой ответ прозвучал резко, хотя я этого и не хотела. Я напрягаюсь от усилий держать себя в руках.
Я не хочу стоять в этой комнате, которая хранит так много наших воспоминаний, и думать о Бейли. Тем более что я скучаю и по ней, даже если это не то же самое, что потерять Генри.
Сначала Бейли была моей подругой. Она перевелась в начале прошлого года и стала посещать со мной уроки рисования. В тот день нам задали рисовать автопортрет, но я изобразила