Неутомительные прогулки по волшебному городу классики. Выпуск 4. Владимир Гельфельд
и на указания темпа категорически внимания не обращать. Кто бы их ни ставил, пусть Моцарт. Не дело композиторов поучать, как нужно играть их музыку. Не дело композиторов рассуждать о музыке. Природа дала композитору ни с чем не сравнимый волшебный дар, вот и нужно заниматься своим прямым делом – музыку сочинять. А вот рассуждать и писать о музыке будут другие, у которых это лучше получается. Нередко мне доводилось слышать и читать весьма курьезные высказывания композиторов о музыке. Процитирую отрывок из письма: «Играли подлеца Брамса. Экая бездарная сволочь. Меня злит, что эта самонадеянная посредственность признается гением.» Это отрывок из письма Чайковского не помню кому. Ну что тут скажешь?
Отдельно хочу сказать о термине «tempo rubato». Пылкие музыковеды используют этот термин часто и невпопад. Как правило для обозначения динамических плавающих изменений темпа в барочной исполнительской практике. Но термин «tempo rubato» собственно к темпу, в изначальном своем значении, никакого отношения не имеет. В эпоху раннего барокко этим термином обозначалось некоторое опережение либо отставание певца от движения оркестра. Этот прием использовался дозировано и чрезвычайно нравился публике. Позже, в эпоху раннего романтизма, этот термин был искажен, и с легкой руки Листа стал означать динамику темпа. Музыковеды, как правило, используют такое сочетание слов, как «барочное tempo rubato». И тут получается курьез в квадрате. Во-первых, как я уже отметил, термин «tempo rubato» означает совсем иное, а во-вторых, даже если принять определение Листа, все строго наоборот: во времена барокко ни плавные, ни плавающие изменения темпа практически не использовались. Музыканты того времени использовали плоскостные изменения темпа, если изменения темпа вообще использовали. Дирижеров тогда не было, а без них синхронизировать такого рода выкрутасы как плавающая темповая динамика было некому, и оркестровая ткань непременно бы расползлась, развалилась. Да и с чего это музыканты триста лет назад стали бы озадачиваться плавающими изменениями темпа? Проще жили, веселее и творческим зудом не страдали.
Теперь громкость. Второй по значимости параметр музыкальной динамики. Этот критерий понятный и во многом одинаковый для всех. Тут в качестве примера самое время вспомнить о вердиевском «Реквиеме». Современную цифровую запись «Реквиема» Верди слушать трудно, практически невозможно из-за сильных перепадов громкости. В зале эффект безудержного форсандо, то есть внезапного усиления громкости, сглаживается, а в студийной записи в прямом смысле слова – бьет по ушам. Музыканты и звукооператоры должны это чувствовать, но они не чувствуют. С аналоговой, но транзисторной записью происходит то же самое. И только ламповая запись сглаживает форсандо и дает ощущение комфорта и блаженства от прослушивание великого творения Верди. К радости меломанов лучшие записи вердиевского «Реквиема» записаны именно на ламповом тракте. К ним отнесу записи Артуро Тосканини 1940 и 1953 годов и запись Герберта