Сердце серебристого оленя. Ксения Пашкова
самого начала вечеринки, – отвечает она равнодушно. – Это моя обязанность – следить за посетителями, чтобы ничего не пропустить.
– Не пропустить, – повторяю я за ней. – Не пропустить чего? Просьбы убрать столик? Или принести новый коктейль?
– Именно так. Тебе же понравился наш сервис? – спокойно уточняет она и, не дожидаясь моего ответа, продолжает. – Если тебе больше ничего не нужно, я должна вернуться к работе.
– Полли, я… – А что, собственно, я собираюсь сказать? Прошло восемь лет, мы теперь чужие друг другу люди, которых связывает одно только прошлое, да и то ставшее расплывчатой кляксой на истлевшей от времени бумаге.
– Отличный костюм, – говорит она, уже схватившись за дверную ручку, – но корону я бы заменила на оленьи рога.
Последнее, что я слышу перед тем, как Полли открывает дверь, и громкая музыка врывается в комнату и мои мысли, это:
– Были рады видеть вас в баре «Наши черничные ночи», хорошего вечера.
Воспоминания Полли. 2014 год
Когда мне исполнилось двенадцать, у моего отца родился ребенок от другой женщины. Мы с мамой узнали об этом за ужином, во рту у меня было овощное рагу, которое тут же встало поперек горла. Папа сообщил эту новость, как нечто само собой разумеющееся, словно многолетний роман со своей бывшей одноклассницей – это обычная повседневная рутина. Он заявил об этом с неохотой, но – искренне надеюсь, что мне это только почудилось, – с хорошо улавливаемой гордостью. «У меня теперь есть сын» – вот что конкретно он нам сказал в тот вечер. За окном шел снег, но я больше не переживала о том, как буду добираться до школы, потому что на меня уже обрушилась чудовищная лавина.
Он ушел не сразу, потому что долгое время пытался убедить маму, да и вероятно самого себя, что это вполне реально – жить на две семьи, заботиться и любить нас в равной степени. Я подслушивала их тихие разговоры и не понимала, почему они так спокойны. Они обсуждали, что делать дальше, как растить меня, их дочь, нуждающуюся в постоянном внимании и материальной поддержке. Мне претила их попытка быть хорошими родителями, потому что моя вера в институт семьи уже пошатнулась, и никакие их разговоры на кухне не могли этого исправить.
Удивительно, но злилась я куда дольше мамы, довольно быстро принявшей новую реальность, где мы остались вдвоем. Сначала отец переехал на другой конец района, а потом и вовсе покинул город – его жена всегда мечтала жить и растить ребенка в теплых краях. Когда он уехал, я все еще была охвачена гневом и обидой, но меня все равно накрыло холодным одиночеством.
Я с нетерпением ждала каждый папин звонок, но, ответив, не знала, как себя вести и что говорить. Мне не хотелось спрашивать о его новой жизни, а ему наверняка не было дела до наших с мамой северных будней. В какой-то момент я поняла, что наша связь недостаточно сильна, что я все еще злюсь и что возможно никогда не смогу его простить. И тогда я перестала идти на контакт, отчего нам обоим, кажется, стало легче.
Наверное, поэтому я не горела желанием знакомиться со Ставром, ведь он оставил Луку ради жизни в тундре, но уже при первой встрече стало ясно, что