Вспомни меня, когда увидишь первый снег. Ника Казанская
такое бывает…
Я отставила чай и, приблизившись к Хартману, приложила тыльную сторону ладони к его лбу. Лиам так и застыл, не договорив начатое. Постояв так пару секунд, я прислушалась к ощущениям и все поняла.
– У тебя температура.
Лиам фыркнул и осмотрел прикроватные тумбочки. Видимо, искал градусник или таблетки.
– Где находится аптечка? – прочитав его мысли, спросила я.
Лиам кинул на меня взгляд, отвлекшись от поисков.
– Внизу. На кухне.
Я молча встала с кровати и направилась на выход. Хартман проводил меня взглядом, просверливающим в спине дыру.
+++
«Прошло уже много времени. Где ее носит?»
Я лежал на кровати в потемках. Солнце уже давно село за горизонт, оставив меня без освещения. Сил не хватало, чтобы встать с постели и снова зажечь потухшую лампу. Стены комнаты сужались, голову сильно сдавливало. Помещение казалось очень маленьким, стало трудно дышать. Я закрыл кистью глаза. Лоб горит, как будто на него льют кипяток. Паршивое состояние. Веки налились свинцом, усталость накатила мгновенно. И я прикрыл глаза всего на пару минут…
+++
Я зашла в комнату. В моих руках небольшой ящик, полный разных лекарств. Я хотела сказать ему, что в аптечке нет градусника, но осеклась на полуслове. Лиам лежал на кровати. Его глаза закрыты, брови нахмурены.
«Уснул, что ли?»
Я подошла к его кровати и зажгла свечку в лампе. Тонкие языки пламени тут же бросили тени на его сонное лицо, играя теплым светом на его скулах. Он крепко уснул, хоть и не казалось, что его сон спокойный.
– Спишь, как младенец, Лиам, – тихо ухмыльнулась я.
Я накинула на спящего Хартмана теплое одеяло. Обычно людям очень холодно, когда поднимается температура.
Я села на край кровати у его ног и задумалась о своем. Лиам тихо сопел, тяжело вдыхая воздух. Его бледные губы слегка приоткрыты, длинные ресницы изредка подрагивают. Свет от пламени убаюкивал своим теплом. Что было бы, если бы меня здесь не было? Он был бы совсем один. Мать занята своими делами, сестра живет своей жизнью, а брат еще слишком мал, чтобы позаботиться о нем. Не мое право их осуждать, но сколько бы они не говорили, что любят его, в их приоритетах всегда будут лишь их собственные проблемы. А он до конца своей недолгой жизни будет страдать в этой темной, холодной комнате. Один.
Но тогда что здесь делаю я? Почему сейчас с ним сидит чужой человек, а не его семья? Почему они не хотят хоть как-то поддержать его, разделить оставшееся ему время? Может, тогда Лиам был прав, что Ракель готова нанять кого угодно, лишь бы самой не проводить время с сыном. Но даже если и так, то она это делает не из-за того, что не любит Лиама, а потому что не может смотреть на его страдания и боль. Вот только он никогда не сможет понять этого.
Лиам сильнее нахмурил брови, задышал чаще. Его лицо вдруг стало еще серьезнее и болезненнее. Я испугалась, думая, что ему становится хуже, и уже готовилась вызывать скорую, но тут вспомнила, что Лили говорила, если Лиам мучается от температуры, она дает ему обычные таблетки. Но только если температура