Септет расстроенных душ. Кэсси Крауз
я и снова отворачиваюсь к окну. Рэндал бьет меня моей же битой, пытаясь отвлечь внимание от Дерека, но иногда эти удары действуют эффективнее безмолвной поддержки Вэйлона. Как, например, сейчас.
– В любви нет ничего такого, чтобы так сильно из-за нее убиваться. Ты ее не съешь, не подогреешь, если остынет, в морозилку не засунешь, если срок годности будет истекать. Если она с гнильцой, кусочек не отрежешь. Любовь – это непрактично, Бекси. – Рэн говорит так, будто никогда в жизни не испытывал чувства сильнее голода.
Я только закатываю на это глаза и отстегиваю ремень безопасности. Мы приехали.
Двенадцатиэтажное здание больницы Святого Томаса выглядит, как корма огромного межатлантического лайнера, рассекающего ночное море. Сплошные стекла и суетящиеся по ту сторону люди. Только люди эти в белых халатах, а в руках у них не коктейли, а карточки пациентов, шприцы и стетоскопы. И несутся они не в казино или ресторан, а на зов пациента.
– Вечерний обход, – объясняет мне Рэндал, – через полчаса заканчивается смена, и заступают ночные.
Он ведет меня мимо главного входа с газоном и красивым фонтаном туда, где кипит настоящая работа. Скорые караваном стягиваются к приемному покою, выгружая к его порогу больных: кто-то выходит сам, кого-то под руку ведет санитар, двоих вывозят на каталках и без очереди вверяют медсестрам.
– И это самый обычный день, – роняет Рэн, приветственно кивая одному из санитаров, – представь, что творится, когда случается авария или пожар.
Приемный покой в этот субботний вечер буквально трещит по швам. Несколько медсестер, как регулировщики, сортируют больных по будущим отделениям, еще три заполняют карточки, а две непрерывно передают по телефону информацию врачам. И при этом каждая выслушивает от родственников, прибывших с пациентами, претензии и ругань касательно того, что те плохо выполняют свою работу.
– Рэн, – шепчу я, дергая парня за рукав, – здесь же аврал. Ну куда я со своим жалким порезом, когда у мужчины голова вся в крови!
– Уверяю тебя, он просто рухнул пьяным со скамейки на асфальт. Стой здесь.
Рэндал бросает меня возле девушки, прижимающей к груди неестественно выгнутую руку, и несется к стойке регистрации. Молоденькая медсестра поднимает голову от бумаг, готовая столкнуться с новой волной обвинения, но, узнав Рэна, смущенно улыбается и встает. Тот начинает ей быстро что-то наговаривать, а она смотрит на него, как овечка глядит на волка. Бледные щеки покрываются румянцем, глаза блестят уже не от усталости. Рэндал ей очень нравится. И я пытаюсь взглянуть на него глазами медсестры, чтобы понять, каким же она видит нашего лешего.
У него непослушные темно-русые волосы, которые он постоянно зачесывает назад по утрам, но к вечеру пряди волнами спадают на широкий лоб. Брови, как две мохнатые черные гусеницы, выглядят устрашающе, когда их хозяин в гневе. Губы тонкие, как ниточки, а болотные глаза большие, как и нос. Рэндал широкий, но только по комплекции, в отличие от перекачанного Декстера. Работа