Септет расстроенных душ. Кэсси Крауз
Велел оставить меня в прошлом.
Я даже не помню, как одеваюсь, как собираю мокрые волосы в хвост, хватаю с вешалки плащ и сую ноги в белые кеды. Не помню, как моя рука взмывает в воздух и тормозит проезжающее мимо такси.
– Угол Итон и Лоундс Плейс, пожалуйста, – севшим голосом прошу я и откидываюсь на сиденье, закусив губу. В зеркало заднего вида ловлю на себе оценивающий взгляд таксиста. Я знаю, что он видит и что за немой вопрос застыл в его глазах. Что забыла в такую рань в Белгравии эта бледнолицая особа со спутанными мокрыми кудрями, уже образовавшими на футболке пятно? Я глубоко вдыхаю и смотрю на время. Руки мои трясутся, как у алкоголика.
– Прошу вас, побыстрее! – почти умоляю я, внутренне сжимаясь в комок. Уже почти девять! Через двадцать минут момент будет упущен безвозвратно.
Понять, что ты очутился в одном из самых престижных районов Лондона, можно по зданиям, которые выглядят так, будто каждый день их с неба поливают взбитыми сливками. Белые колонны, белые балюстрады, белые эркеры, белые арки и голубая кровь. Все, что нужно знать о Белгравии, концентрации высшего света Лондона тогда и теперь. Здесь спят в сорочках от «Ла Перла» пьют игристое из бокалов «Баккара» и курят сигары Фуэнте Дон Артуро. Аристократия никуда не делась из современного Лондона, она вся здесь. В месте, где дорого даже дышать.
Я отворачиваюсь от окна лишь на мгновение: чтобы не смотреть на дом Элси, когда тот выплывает из-за угла, ведь она больше никогда в него не вернется. Белгравии свойственно торжественное, почти сонливое спокойствие. До гибели Элси она только раз стояла на ушах: когда в дом Блэкширов вломился вор. Никто не знает, как он обошел сигнализацию и почему ничего не украл. Дерек успел увидеть только спрыгнувшую с подоконника мужскую фигуру. Это происшествие нагнало много страха и послужило причиной обновления систем безопасности по всему району как механически, так и физически: в Белгравии стало в два раза больше собак. Так появилась самоедская собака по кличке Баскервиль.
Вот и теперь по ступенькам одного из домов чинно спускается снежный ком в голубом ошейнике. Любимый питомец Дерека, которого он всегда выгуливает сам в любую погоду и в любом состоянии ровно в двадцать минут десятого.
Не дожидаясь, пока такси окончательно остановится, я срываюсь с места. Мои кеды быстро топают по чистому асфальту, а сама я забываю обо всем, когда вижу на углу его подтянутую фигуру в джинсах и белой толстовке. Я открываю рот, чтобы позвать его, но не могу. Не могу, потому что Мэри Траут ни в чем не виновата. Она хорошая, и любит Дерека всем сердцем. Она его у меня не уводила. Он сам ушел к ней.
Как только я об этом вспоминаю, соображаю, каким боком может выйти мой приезд в Белгравию для нас троих. Поэтому и позволяю Баскервилю увести Дерека вниз по мирно спящей Итон Плейс прочь от себя, застывшей у фонарного столба. Но ветер против. Он сбивает мои волосы и распахивает полы плаща. Чуткий нос Баскервиля ловит знакомый запах, и пес оборачивается. Оборачивается и Дерек. И в то самое первое мгновение он не просто смотрит на меня. Он меня видит.
Баскервиль,