Септет расстроенных душ. Кэсси Крауз
из нас не догадался.
Глава 4
В белоснежной залитой солнцем кухне с огромными окнами, выходящими в садик, мама потягивает кофе, сосредоточенно всматриваясь в шеренгу суккулентов, которая тянется вдоль подоконника. Она нервно постукивает по мраморной столешнице длинными жилистыми пальцами, отчего массивный бриллиант на новеньком кольце пускает солнечных зайчиков в пляс на потолке. Ее темные волнистые волосы забраны в высокий пучок, обнажая тоненькую шейку, а шелковый лавандовый халат, завязанный поверх пижамных брюк, подчеркивает хрупкую фигуру.
– Мо-олли-и, я да-аже не зна-аю… дава-ай пересадим сегодня гера-ань? – лениво растягивая гласные, говорит мама, приняв звук моих шагов за горничную. По голосу я тут же понимаю, что она снова пила успокоительное.
Она оборачивает ко мне свое худое кукольное лицо с мелкими морщинками вокруг глаз, и оно тут же расплывается в довольной улыбке.
– Детка, милая! Какой сюрприз! – мама успевает обрадоваться прежде, чем ее воспаленный мозг сопоставляет факты: вчера была свадьба Дерека, сейчас часы показывают одиннадцать утра следующего дня, а дочь стоит в ее кухне с невысушенными кудрями и синяками под глазами.
– Что случилось?! – выдыхает мама, с грохотом опуская кофейную чашку на стол. – Что с твоими волосами? Ты снова плакала, Бекки? – она прищуривает свои близорукие серые глаза, а я шагаю навстречу ее распахнутым для объятий изящным рукам. Мама выше меня, так что я с упоением утыкаюсь носом в ее ароматное узкое плечо.
– От тебя пахнет мужчиной, милая. – Проницательный нос анализирует запах, и спустя мгновение выносится вердикт. – Том Форд «Тобако Ваниль». Ты была с Дереком!
– Мам… – тяну я, чтобы заверить, что ей совершенно не о чем волноваться, но чувство жалости к себе берет надо мной верх, и я снова начинаю плакать.
– Молли! Чай! – быстро командует мама и, крепко обнимая, ведет меня в гостиную. Прохладный ветерок теребит занавеску и заполняет комнату ароматом свежесрезанных алых роз, которые мама выращивает сама.
Устроившись среди пышных подушек, она кладет мою голову к себе на колени, освобождает от резинки мои спутанные волосы и запускает в них пальцы. А я сворачиваюсь калачиком и утыкаюсь носом в шелковую ткань ее халата.
– Так больше продолжаться не должно, – мягко, но уверенно говорит мама, когда я, давясь слезами, выжимаю из себя утреннее происшествие.
– Это уничтожает меня… ты знала, что в сумме протяженность кровеносных сосудов человека длиннее экватора и составляет шестьдесят две тысячи миль? А я вот знаю, мама, потому что все они у меня болят!
– Может быть… – мамины руки разглаживают мои волосы и начинают плести французскую косу, – может быть, тебе уехать на время из Лондона?
Я непонимающе мычу в ответ. Вчера на свадьбе Декстер предложил то же самое.
– А что? Твои бесчисленные подработки не привязывают тебя к одному месту, – продолжает рассуждать мама. – На что ты тратишь свою жизнь,