У красавиц нет души. Мария Владимировна Рудь
с мамой вдвоём. Я знаю – если бы я не заболела, бабушка кричала бы из-за другого. Она всегда кричит на маму из-за разного. Ещё я знаю, что папа правда иногда напивается. Когда он так делает, бабушка тоже кричит – кричит, что папа пьёт, потому что его обманом и беременностью заставила жениться на себе тверская шкура.
– Тогда мы уезжаем, – мамины опухшие губы вытягиваются в упрямую нитку, – я не хочу оставлять больше Ленку с ней. Ты знаешь, что она делает, что говорит обо мне моей же дочери. Поедем к моей маме, будем жить там.
– Свет, ну почему ты меня бросаешь? – папа говорит с укором. Так, будто мама виновата.
Мама снова странно кивает. Мне шесть лет, но я понимаю – она решила больше ничего не объяснять. Вдруг хочется кричать на папу. Я хочу, чтобы он устроился на три работы, перестал пить. Хочу, чтобы он пошёл домой и запретил бабушке ругать маму. Но я помню – папа боится бабушки ещё больше, чем мама. Я давно заметила – папа слушается свою мать точно также, как и я слушаюсь свою. Кажется, он ослушался её только единственный раз, когда женился.
Мы с мамой уезжаем. Можно на электричке, но электричка только через час. Мама торопится, поезд приходит быстрее. У окошка кассы, когда мама покупает билет, папа рассматривает её спину, а я рассматриваю папу. Он выглядит брошено и как-то удивлённо.
В поезде темно и пахнет несвежим. Мы садимся сбоку, друг напротив друга, через столик. Вот бы поесть, но еды у нас с собой нет и лучше не просить у мамы. Она смотрит в окно.
Вдруг мама резко встаёт, молча вытаскивает меня из-за стола и сажает к себе на колени. Мама обнимает меня так, будто, отпусти она меня вдруг, ей придётся каким-то странным образом утонуть. Так мы и едем в новую жизнь – смотрим на мелькающие за окном огоньки. Они постепенно превращаются в темноту и из-за этого приходится смотреть уже на оконное стекло.
– Ленка, я тебя люблю! – шепчет мама мне на ухо.
– И я тебя, мам!
ГЛАВА 2.
Я оглядываю свой новый мир – теперь на троих с мамой и другой бабушкой. Дом в частном секторе, на самой окраине маленького города. Бревенчатые полы скрипят, но не везде – лишь некоторые половицы, когда наступаешь на них. Вода здесь не течёт из крана, как в Москве – она есть только в огромном бидоне, он стоит на кухне. Нужно налить её ковшом в подвешенный к стене смешной умывальник. Когда вода в бидоне кончается, его надо поставить на тележку, сходить к колонке и снова наполнить. Новая вода всегда ледяная, железная и её вкусно пить. Туалет здесь сколочен из досок отдельным холодным домиком на улице. В туалете есть огромная дырка, в которую страшно заглядывать. Я очень боюсь этой дырки. Всегда терплю до последнего – из-за этого на моих трусах бывают пятна, которые стыдно давать стирать маме. Я стираю трусы сама, под холодной водой из умывальника. В новом мире на кухне трещит выкрашенный белым котёл, внутри него можно увидеть оранжевый с синим огонь, а ещё тут ползают рыжие тараканы, которых я тоже боюсь. Здесь нет кота Кузи, зато есть другой, рыжий и, как говорит новая бабушка – «мордатый».
Раньше