У красавиц нет души. Мария Владимировна Рудь
в которой у папы холодные уши.
Я выбегаю в коридор, который деревенская бабушка называет глупым словом «сени». Здесь холодно, я в майке и домашних тапках. Быстро сдёргиваю крючок и распахиваю выкрашенную зелёной краской дверь. Перепрыгиваю через вмёрзшие в тропинку собачьи испражнения, и выдёргиваю из петель длинный деревянный брусок, которым мы запираем ворота.
– Ленка, с ума сошла что ли? Ну-ка в дом быстро! – улыбается и кричит папа.
Я запрыгиваю ему на руки, мы заходим в тепло дома. От папы знакомо пахнет – зелёным одеколоном, сигаретами, вчерашней водкой.
Папа кладёт сумку на диван, моет руки и садится за бабушкины щи. Он ест, слегка морщась и аккуратно отодвигая ложкой морковь и лук. Я сижу рядом и смотрю на его усы, мама сидит напротив. Мама строгая, и даже ни разу не обняла папу.
– И что, ты в этой дыре что ли будешь жить? – тихо, чтоб не слышала с кухни деревенская бабушка, говорит папа.
Мама вздрагивает и делает губы ниткой.
– Я зато в этой дыре поняла, в каком аду я жила эти годы. Столько лет псу под хвост – зло отвечает она.
– Да тебе просто не надо обращать на мать внимания – упрёк в папином голосе – Она и на меня орёт. Я же не обращаю.
Мама смотрит на папу, чуть задумчиво.
– Да тебе-то вообще ничего не нужно – говорит наконец она – Ты даже сейчас с перегаром приехал. Живите, как хотите, с ней. Без меня только.
Они долго ещё спорят, сначала шёпотом, потом громче. Я понимаю – кажется, мы не поедем сегодня в Москву.
В Москву папа уезжает один – я не хочу его отпускать, долго висну на шее, вдыхаю родной запах, но никак не получается нанюхаться про запас. Папа жалобно смотрит на маму. Пожав плечами ему в ответ, мама уходит в дальнюю комнату и прячется за белой занавеской от нашего прощания.
Я уже заранее скучаю по папе и одинаково злюсь на него. Он снова ничего не сделал, чтобы вернуть наш старый мир. Папа уезжает, я смотрю в окно на его спину, вечером тоска пополам с обидой не дают уснуть.
Как-то, когда на улице солнечно и мокро тает снег, мы с мамой едем «в город». Мама сидит напротив меня в троллейбусе – её сестра, моя тётя, недавно взяла её к себе на работу. Теперь мама продавец женской одежды в тётиной палатке, на местном рынке. Тётя же отдала ей фиолетовое пальто с белыми отворотами, а с зарплаты мама купила молочный берет в тон. Я разглядываю мамино лицо – губы накрашены розово – металлической помадой, а глаза подведены. Из-под берета торчат подкрученные пряди волос, постриженных «под каре» и выкрашенных хной над тазом в нашей кухне. Никогда раньше я не видела маму красивой. Когда она была замужем за папой, она была совсем не такая. Теперь она не замужем. Недавно мама подала на развод. Бабушка звонит маминым родственникам – забрали единственного ребёнка её сына, то есть меня.
– Я с ребёнком никому видеться не запрещаю – хмыкает мама, услышав сплетни – Пусть приезжает, если надо.
Но папа всё никак не приезжает,