Вор на доверии. Евгений Бугров
района! И вы, наши ученики, должны помогать, добиваясь показателей в учебе и спорте, – она сделала вескую паузу, метнула зрачки в адрес Фоменко, прямого взгляда не удостоила, и так всем понятно. – Но какие достижения могут быть, если нет главного показателя, дисциплины? И внешний вид на первом месте, это лицо школы. Особенно касается девочек. Да-да! Чтобы никаких колечек, сережек и украшений я здесь не видела. Не говоря про помаду, тушь и косметику. Ажурные колготки и высокие каблуки запрещаются категорически. Учебное заведение! Здесь не публичный дом. Не дискотека. Это всем понятно?
Заметив, как Нина украдкой вытирает губы, Борька поднял руку.
– Чего тебе, Ломов? – спросила со стороны Наталья Ивановна, и все повернулись к нему. Он-то куда лезет со своей задней парты.
– Живот болит.
То ли Агнесса Петровна хотела пошутить, то ли так нечаянно вышло, только повела она своим острым и длинным носом, как овчарка. Класс грохнул от хохота, всем требовалась разрядка, однако завуч приняла на свой счет, будто бы Борька над ней посмеялся, мгновенно разозлилась, и хлопнула ладонью по кафедре. Потом сдержанно сказала:
– Выйди, Ломов.
Мол, юродивый, что возьмешь, пусть себе гуляет. Борька под сдавленные смешки направился к выходу. Агнесса Петровна проводила его брезгливым взглядом, когда уже был в дверях, сказала:
– Наталья Ивановна, вопрос с формой решен! Продолжайте собрание, а я поприсутствую…
Нет, он пошел не в туалет. Завуч завучем, но директор есть директор, только он мог изменить ситуацию. Борька действовал интуитивно, словно черт подсказывал. А что терять, собственно? Он бросал вызов всему миру. Когда заглянул в Учительскую, там находились двое мужчин, в отличие от женщин, пренебрегающих надбавкой за классное руководство. Физрук играл в шахматы с учителем рисования.
– Здравствуйте, – вежливо поздоровался Борька, покосившись в глубину Учительской, где имелась дверь с надписью «Директор», бывал он там и раньше, правда, не по своей воле.
– А! Знаменитый прогульщик, – оторвался от партии круглый как мячик, учитель физкультуры. Раньше в его присутствии на Борьку накатывали приступы стыда, тот знал об этом, передвинул на доске фигуру. – Заходи, заходи. Справку принес? Давай.
– Нет, я в порядке. Николай Григорьевич у себя?
– Неужели стекло разбил, – физрук шутил. – И когда успел, еще год не начался!
– На месте был, – учитель рисования, плечами похожий на шкаф, кивнул на кабинет директора. Борькин отец тоже был художником, однако гены, ответственные за наследственность, почему-то дали осечку, никаких способностей к рисованию у него не обнаружилось. Как, впрочем, не будет больше и уроков рисования. Рисовальщик передвинул фигуру. – Шах, маэстро. А зачем тебе директор?
Физрук от объявленного шаха схватился за кудрявую, как у негра, голову.
– Мне письмо передать, – пояснил Борька. – Личное.
Игроки переглянулись, и тут же забыли про Борьку.
– Шах, значит.