Крапива. Даха Тараторина
завопила девка.
Шатай лишь пришпорил коня.
– Аэрдын! – выругался он. – Зачэм?!
Крапива объяснять не стала – только время терять. Сама ухватилась за поводья. Уж не впервой ей с конём ладить. Хоть в седле прежде сидеть не доводилось, а с живностью договориться всяко легче, чем с людьми.
Конь Бруна застрял на самом краю западни. Тварь тянулась за ним, слепо тыкалась то в одну сторону, то в другую, царапала короткими мощными лапами склон.
– Нэ лезь! – взревел Шатай, но Крапива, недолго думая, отпихнула его локтем, угодив аккурат по разбитому Свеей носу.
Дальше-то как? Конь, да и сам Брун обезумели, ноги всадника застряли в стременах, зато Влас времени не терял. Сорвавшийся на бег мерин знатно приложил его о землю, но княжич лишь смахнул грязным рукавом кровь со лба: уж он свободы не упустит!
Пленник острым камнем точил разбухшую от крови верёвку, грыз зубами и не замечал, как привязь становится короче – конь сползал всё ниже, утягивая за собою и Власа, и Бруна.
Крапива направилась к ним, но Шатай вцепился в повод.
– Всэ умрём! Зэмля едва дэржит!
– Верёвку!
– Нэт вэрёвки!
– Плеть! Да хоть что-нибудь ищи! Надо их вызволить!
А затем выхватила из притороченных к седлу ножен кривой меч.
От Бруна нынче толку мало, с него станется хвататься за клинок, как за щепочку, а то и швырнуть его в тварь. И Крапива решилась.
– Влас!
Княжич неверяще уставился на неё. Мгновение, встреча чёрных угольных глаз с синими – полными страха и решимости. А затем блеск стали, взмах – и вот уже пленник свободен. Травознайка же метнулась к Бруну, схватила его, но тот, не разобравшись, дёрнул на себя…
Шерсть твари оказалась короткой, но удивительно мягкой. Свалившийся следом за Крапивой Брун – тяжёлым, а кровь трупа на дне ямы – горячей и тягучей. Кто кричал, Крапива не ведала. Быть может, она сама. Запах, который не спутать ни с чем, запах требухи и смерти, накрыл её с головою. Не было больше травознайки. И Бруна не было. И твари. Были только жизнь и смерть. Одно супротив другого.
***
Влас не мнил себя героем. Спроси кто, готов ли, мол, жизнь отдать за благое дело, не ответил бы. Не оттого, что труслив, нет! Княжич попросту бросался в бой бездумно. А и не мешало бы иногда чужому разуму довериться, коль своего недостало. Например, в битве со шляхами. Советовал дядька Несмеяныч посидеть тихо и подождать, пока степняки уберутся восвояси, ан нет! Княжич полез на рожон, силушкой молодецкой решил похвастать, перед отцом хвост распустить, когда вернётся в столицу.
И что же?
Верная дружина разбежалась по деревне набивать карманы, будто мало им Посадникова жалованья, а самого Власа увели на верёвке, как собаку.
А ещё прежде полез к девке, которую дядька трогать не велел, и день лежал как в горячке, а шрамы оставил себе на память.
И что же? Поумнел?
Вот ещё!
Влас подхватил меч, обронённый травознайкой. Не дура ли? Его спасала, когда самой бы ноги уносить…