Семь лет до декабря. Белые кресты Петербурга. Мила Сович
боли и немощи, или партией в шахматы, где нещадно пускал в ход чародейские скрытные штучки и зло подсмеивался над оплошностями соперника. Милорадович ему временами поддавался, а временами поколачивал на клетчатом поле, насмешливо пуская дымные клубы на фигуры в положении «шах королю».
Захотелось курить. Он незаметно выбрался из залы в перерыв между танцами и направился хорошо известным путем обратно в кабинет, где даже на зиму не забивали окон, и оттого всегда жарко топился камин, чтобы домовые не мерзли.
Остановился внезапно – впереди, в полутемном холле танцевала девочка.
Плыли в воздухе хрупкие руки, а под короткой, едва до щиколоток, юбкой ножки в балетных туфлях старательно выделывали пти батманы и арабески. Закончив одно движение, юная танцорка замирала надолго, будто припоминая следующее, и снова повторяла отрывок.
Милорадович отступил в тень коридора. Девочка премилая – белое старомодное платьице из бумажной ткани, перехваченное высоко по талии, руки кажутся совсем тонкими в фонариках рукавов, но в очертаниях плеч уже сквозит близкая женственная красота. Темные волосы причесаны гладко на прямой пробор и скручены в узел на затылке, как у балетных на репетиции. Брови сосредоточенно сведены. Двигалась она прелестно, и от ее танца на душе делалось тепло, как в сказке.
У нее не выходил один поворот. Она каждый раз останавливалась и повторяла еще, считая вполголоса тихо и четко, как метроном. Милорадович сам неплохо плясал и видел ошибку – в погоне за плавным взмахом руки девочка слишком напрягала тело и теряла равновесие, но он не хотел спугнуть невинное волшебство и помалкивал.
В глубине притихшего этажа скрипнул паркет, и девочка, видно, забывшись, вдруг повернулась легко и свободно, отпустив на волю непослушную руку. Замерла, изумленная осознанием. Повернулась снова. Улыбнулась – широко, но еще недоверчиво, замурлыкала под нос мелодию танца, проделала несколько па и поворот – идеально!
Милорадович невольно хлопнул в ладоши.
– Браво!
– Ай!
Глаза у нее были светлые, но в лице – что-то южное, напомнившее родной Чернигов. Опасливо склонив голову и приминая руками юбку, девочка отступала по темному холлу.
– Бог мой, простите, я не хотел…
Она развернулась и побежала, только мелькали балетные туфли под светлым подолом. Ну вот, напугал! А ведь способная девочка и старательная. Кто – сестра Николки или племянница Ежовой? По годам, князь ее на вечер не пригласил бы.
Милорадович вздохнул – надо будет принести извинения. Но разве должно будущей актрисе бояться? Он вспомнил расчетливых одалисок в зале и подумал, что пусть уж лучше эта боится.
***
Из укрытия под лестницей Катю вытащила строгая тетка Катерина Ивановна.
– Что с тобою? И что это у тебя с его сиятельством вышло?
– С кем, тетя? – с перепугу Катя враз отерла глаза.
– С его сиятельством графом Михаилом Андреевичем Милорадовичем. Военным генерал-губернатором Петербурга.
– Ой!